Егор Холмогоров
12 уроков преподобного Максима Исповедника

Где искать ответов?

Диавол неизобретателен. В столетии двадцатом православному христианину приходится сталкиваться с теми же искушениями, что и в пятнадцатом, в пятнадцатом - с теми же, что и в десятом, в десятом - с теми же, что и в пятом, а в пятом, с теми же, что и в первом... На сороковой день поста приступил лукавый ко Спасителю в пустыне и предложил Ему три своих искушения: сотвори из камней хлебы, сверзись с крыши храма, прими земное царство... Но, побежденный Богочеловеком, он не оставляет своих орудий и по сей день приступает к православным христианам с теми же словами обольщения... Но и иные искушения, изобретенные им не раз и не два, опробованы им на христианах. Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас (Еккл. 1, 10). Одни и те же искусительные вопросы раздаются из уст безбожников, и душа христианская чувствует, что где-то должен быть уже дан ответ на все сомнения и соблазны...

Обуреваемого искушениями, измотанного совопросниками века сего, христианина часто посещает мысль: "А что бы сделал Христос на моем месте? Как бы поступил безгрешный и всеведущий Богочеловек, что бы ответил он искусителям? Имей я перед глазами Его пример, я, несомненно, был бы уверен в своих действиях и сумел бы поступить и отвечать правильно". Где искать Христова примера? Несомненно, в Евангелиях! Но Евангелия слишком кратки, чтобы вместить в себя многообразие встречающихся в нашей жизни ситуаций и искушений. Тогда в Деяниях Апостольских! Ибо кому, как не апостолам Спаситель рек: "Не заботьтесь, как или что отвечать, или что говорить, ибо Святый Дух научит вас в тот час, что должно говорить"(Лук, 12, 11-12). Но и в Деяниях не найдется ответа на многие наши вопрошания, где тогда искать ответа? С несомненностью, в энциклопедии православной жизни, как восхитительно точно назвал Жития Святых преподобный Иустин Попович. "Что такое жития святых? - восклицает он - Ни что иное, как разновидность продолжения Деяний Апостольских. В этих житиях мы обнаруживаем то же самое Евангелие, ту же Жизнь, ту же Истину, ту же Правду, ту же Любовь, ту же Веру, ту же Вечность, ту же "Силу идущую Свыше", Того же Бога и Господа; ибо Иисус Христос вчера и сегодня и вовеки тот же (Евр. 13, 18): Тот же для всех людей, на все века, раздающий те же божественные силы всем, кто верует в Него. Эта неперерывность, все эти животворящие силы, пребывающие и продолжающиеся в Церкви Христовой сквозь века, из поколения в поколение, составляют живое и священное Предание. Это священное Предание непрерывно передается всем христианам, в которых, благодаря святым таинствам и святым добродетелям, силою благодати живет Сам Христос, целиком присутствующий во своей Церкви, которая является его Полнотой: Полнота наполняющего все во всем (Еф. 1, 23). Христос Богочеловек есть совершеннейшая полнота Божества, ибо в нем обитает вся полнота Божества телесно (Кол. 2, 9). Христианам надлежит через святые таинства и святые добродетели исполняться всей полнотой Божией (Еф. 3, 19). Жития Святых как раз и являют эти существа, исполненные Христом Богом, эти христоносные существа, в которых хранится и через которых передается священное Предание жизни в Благодати, хранимой и передаваемой их святыми и евангельскими поступками. Жития Святых есть ни что иное, как собрание евангельских и божественных истин, переносимое в нашу человеческую жизнь..." Не должно заблуждаться: слова святых - это слова просвещающего и наставляющего их Духа, деяния святых - это деяния живущего в них Христа. Все святые восклицают вместе с апостолом Павлом уже не я живу, но живет во мне Христос (Гал. 2, 20). Поэтому когда мы ищем примера Христова, нам должно, не усомнившись, обращаться к данной нам сокровищнице Духа, к точной записи деяний Христа вознесшегося, но все же пребывающего в каждом верном исполнителе Его заповедей, в каждом стяжавшем Святаго Духа.

"У святых можно обнаружить все, что может пожелать изголодавшаяся и изжаждавшаяся по вечной правде и вечной истине душа в этом изголодавшемся и изжаждавшемся по бессмертию и божественной жизни мире... - продолает святой Иустин, давая ответ на волнующий нас вопрос, - Если ты искушаем, Жития Святых помогут тебе одолеть искушения... И если снова тебе станут угрожать враги твоего спасения, Жития святых облекут тебя во всеоружие Божие (Еф. 6, 11) и ты разгромишь и победишь их на всю твою жизнь, раз и навсегда. Если ты окажешься окружен видимыми врагами и гонителями Церкви Христовой, Жития Святых сообщат тебе мужество и силу для безбоязненного исповедания Единого истинного во всех мирах Бога и Господа Иисуса Христа. Ты останешься неколебим до самой смерти, какой бы она ни была, ради Его Евангелия и ты почуствуешь свое существо сильнее всякой смерти и всякого врага Христова. Страдая ради Христа, ты возликуешь от радости, чувствуя, что все твое существо, вся твоя жизнь пребывают на небесах, за пределами всех смертей, сокрытые со Христом в Боге (Кол 3, 3)". Всякой Христовой Истине надо нам научаться у святых, во всяком их благодатном деянии видеть Его Дело и в их славе - Его Славу...

И теперь, когда православный христианин осаждаем со всех сторон ересями и отступлениями, когда он, при попытке выступить в защиту истины слышит со всех сторон тысячеустый хор обвинителей и клеветников, и множество лукавнующих пытается смутить его своими вопросами и повергнуть в сомнение, кто же будет нашим путеводителем в преодолении соблазнов? Из чьих уст мы будем питаться глаголами Духа Святаго, в чьем действии мы узрим двуединое Христово богомужнее действие? Мы изберем свидетеля не невеликого и ненеизвестного. Преподобный авва Максим, славный Исповедник Христов, победитель монофелитской ереси, некогда объявшей всю Вселенную будет нашим наставником и учителем. Из его ответов беззаконным обвинителям и искусителям мы попытаемся извлечь для себя руководство как поступать христианину перед лицом торжествующей ереси. Удивительным образом обвинения и упреки, услышанные им тогда, и по сей день слышим мы из уст еретической "лжебратии", и по сей день все сказанное им в ответ искусителям тринадцать столетий назад и по сей день может быть повторено нами слово в слово... Сего ради мы и дерзнули предпринять некоторый труд по собиранию и систематизации ответов преподобного Максима, рассеянных в его удивительном и умилительном Житии, дополняя их, по мере надобности, свидетельствами других отцов и примерами из церковной истории...

Молчанием предается Бог

Эти слова св. Григория Богослова уже не одно столетие начертаны на знамени защитников Православия. Оттого, наверное, эти слова возбуждают особую ненависть любителей представлять ложь истиной, а правду кривдою... Их стремятся перетолковать, упразднить, вложить в уста еретиков, а не православных, сделать как бы небывшими. Почему? - догадаться нетрудно. Еретикам не нужно, чтобы каждый православный обязательно принял ересь, им не нужно, чтобы каждый из слуг Христовых непременно превратился в явного слугу антихриста. Им достаточно будет, если православные просто смолчат, не будут мешать им совращать к погибели души людские... Потому, не имея возможности одолеть Православие, еретик становится агностиком, проявляет смирение паче гордости, выражающееся в адресованном Истине Христовой: "Мы не знаем...". Он стремится, по словам св. Григория Богослова, отверзнуть дверь нечестию неопределенностью написанного. Для него более всего важно, чтобы православные согласились с ним в отрицании явности и очевидности Истины, признали вопрос мутным и нерешенным, отнесли его в новоизмышленную область "теолегуменов", оставив ее на человеческий произвол и утопив в пучине "личных взглядов". Ереси не нужно, чтобы на месте догмата обязательно был водружен антидогмат. Ей достаточно, чтобы вопрос из области догмата перекочевал в область мнения...

Начертив на истине жирный знак вопроса вместо перечеркивающего креста, враг делает более чем достаточно, убивает живительную силу догмата. Догмат ведь не просто перегородка или забор, как полагают некоторые. В догмате самом по себе заключена великая живительная сила. " Догмы - это не только онтологические истины в них самих и для них самих... - вновь обратимся к голосу великого Исповедника Православия преп. Иустина (Поповича), - каждая догма есть источник вечной жизни и святой духовности, как говорит в истинном Евангелии Единый и Незаменимый Спаситель и Господь: Слова, которые говорю я Вам суть Дух и Жизнь (Ин. 6, 63). Без догматической истины о Святой Троице разве имели бы мы те божественные силы, которые идут от Святой Троицы, которые мы черпаем истинной Верой, оживляющей, спасющей и обоживающей нас? Без святой Истины о Богочеловеке разве было бы спасение человека? Разве не из нее проистекает, когда ею живут, божественная сила, спасающая от греха, смерти и диавола? И разве эта догматическая истина об Иисусе Богочеловеке не была отчетливо выражена и опытно удостоверена жизнью бесчисленных святых..? Святые - это те люди, которые живут на земле святыми, вечными и божественными истинами. Жития Святых - это, на самом деле, прикладная догматика , потому что все догматические святые и вечные истины были прожиты ими во всей их плодотворной и творческой силе..." Именно эту живительную, творческую силу догмата стремятся парализовать враги Христовы, стремясь замолчать догмат. И так не только с догматом. Так же и с нравственными христианскими принципами и со святыми канонами, определяющими жизнь и устройство Церкви, ибо, по словам преп Иустина, "Этика есть не что иное, как прикладная догматика", а "святые каноны - это святые догматы веры, применяемые к жизни христианина, они побуждают членов Церкви к воплощению в повседневной жизни святых догматов"... Сделать жизнь христианина а-догматичной, не-каноничной, без-нравственной - вот чего добиваются еретики, предлагая во имя мира "молчать" о догматах, о канонах, о евангельских заповедях...

"Молчите! - требуют от православных, - Мы большего от вас и не требуем. Только молчать. Будем молчать против вас и мы. Не будем громко проповедовать нашу ложь - лишь бы смолкло слово Истины...". Не раз и не два повторится это искушение за долгую историю Церкви...

"Это ариане некогда предлагали письменно при Константине Великом, говоря: уничтожим выражения „единосущие" и „иносущие", и объединятся между собою церкви. - так обличает еретических судей преп. Максим, - Но не приняли этого богоносные отцы наши, напротив, предпочли подвергаться преследованиям и смерти, чем замолчать выражение, наглядно представляющее единое превышесущное божество Отца и Сына и Святого Духа. И Великий Константин согласился с теми [отцами], которые предложили это, как повествуется многими, трудолюбиво описавшими тогдашние события. И никто из царей был не в силах двусмысленными речами убедить богоносных отцов соединиться с бывшими при них еретиками, но они пользовались ясными, точными и соответствующими [каждому] обсуждавшемуся догмату словами, ясно высказав, что дело священников, а не царей, исследовать и определять спасительные догматы кафолической Церкви".

И позднее, когда уже не было сил заставить православных не свидетельствовать о единосущии, ариане добивались того, чтобы те хотя бы Святаго Духа не провозглашали Богом, и немало вооружались по этому поводу на православных... "Хрошо пусть Сын - Бог, - как бы говорили они православным, - пусть он даже единосущен Отцу, уступим Вам и это. Но Дух - это не личность, это - служебная сила, орудие, считать его равночестным Отцу и Сыну, считать его Богом - несправедливо. Помолчите лучше об этом. Веруйте как хотите - только помолчите". Некоторые присоединяли свой голос к еретикам, некоторые стыдливо умолкали, немногие же, любомудрые и боголюбивые, по словам св. Григория Богослова, отказывались молчать и отважно исповедали св. Духа Богом. Их было немного, но среди них была твердыня Церкви - святой Афанасий.

Когда все прочие, исповедовавшие наше учение, разделились на три части, - свидетельствует св. Григорий, - и многие в учении о Сыне, а большее число о Духе Святом (где и придержаться несколько нечестия почиталось благочестием) заражены были недугом, и только немногие о том и другом учили здраво, - он первый и один или с весьма немногими дерзнул стать за истину ясно и открыто, на письме исповедав единое лицо и единую сущность трех Лиц; и что прежде было даровано великому числу Отцев утвердить в догмате о Сыне, то он богодухновенно преподал впоследствии и о Духе Святом... Устыдившись сего  исповедания, как думаю, те, в ком на Западе и  на Востоке оставались еще признаки жизни, одни, если верить собственным их словам, преклонились мыслью к благочестию, но не простерлись далее, как мертвое порождение, лишившееся жизни еще в материной утробе; другие, подобно искре, воспламенились  несколько, чтобы удовлетворить обстоятельствам времени, или ревностнейшим из православных и боголюбивым из народа, а некоторые решились стать за истину. К последней стороне присоединился бы и я (ибо не смею похвалиться чем-либо большим) не для того, чтобы пристроить свою робость (таково расположение ума в людях наиболее слабых; а мы довольно уже строили, не приобретая чужого, и губя свое как подлинно худые домостроители), но плод свой произвести, с заботливостью воспитать и представить взорам всех непрестанно усовершающимся. 

Святой Григорий оказался подлинно неустрашим в своем исповедании Святаго Духа как Бога, не захотев предавать Истину молчанием. Даже на Втором Вселенском Соборе была немалая партия тех, кто стремился порешить дело "миром" с духоборцами, замолчав вопрос о Святом Духе. Она-то и воздвигла гонение на св. Григория, принудив его оставить Константинопольскую кафедру. Он сам ясно об этом свидетелствует в поэме о своей жизни:

Наступает V век, монофизитская схизма разделяет православный Восток. Император Зинон издает "Энотикон", в котором замалчивает Халкидонский Собор и нигде не исповедует прямо две природы, зато анафематствует всех, кто не согласен с императорской волей. Преемник его Анастасий обрушивается с расправами на православных, ссылая одного за другим патриархов, сперва Евфимия (в 496), затем Македония (в 511). Но в 518, после кончины анастасиевой, возмущение народное стряхивает оковы ложного единения с монофизитами. Окружив патриарха посреди церкви народ требует: "Вон манихеев! Анафема Севиру (столпу монофизитства)! Учредить празднество в честь Евфимия и Македония! Внести в диптихи все четыре собора!" Вот как описывает это Торжество Православия по воле простого верующего народа В. В. Болотов:

...Патриарх заявил, что все это надо сделать канонически, подождать собора и согласия императора. Но народ кричал: "Двери заперты, впишите в диптихи отцов четырех вселенских соборов!". Богослужение начал народ пением : "Благословен Господь Бог Израилев, яко посети и сотвори избавление людем Своим". Когда кончилось пение псалма, приступили к пению "трисвятого", без прибавления "распныйся за ны". Народ со вниманием и благоговением слушал эту архангельскую песнь. Затем последовало совершение литургии. За возгласом "двери, двери" был прочитан символ веры. Затем все стали в строгом порядке продвигаться к амвону и услышали после поминовения Никейского собора, Константинопольского, Ефесского и Халкидонского собора и имена преподобной памяти архиепископов Евфимия, Македония и Льва. Вся масса воскликнула: "Слава тебе, Господи!", и отхлынула от амвона. Так совершилась память отцов четырех вселенских соборов, патриархов Евфимия и Македония и папы Льва...

Однако проходит полтора столетия, и в качестве призрака монофизитской ереси, как бы её тенью, приходит ересь монофелитская. Вновь сперва провозглашается по церквам учение о том, что после воплощения два стало одним, две воли божественная и человеческая соединились в некую третью, отличную и от той и от другой волю. Императорский "Эктесис", провозглашенный под влиянием ересиарха патр. Сергия, провозглашает монофелитсво учением Церкви, которое должно "примирить" монофизитов и православных... Но ереси вновь не удалось одолеть Православия, Церковь из среды своей воздвигает сперва св. Софрония Иерусалимского, а затем преподобного Максима, опровергающих новое нечестие. В кратких и сильных словах, приведенных в Житии, преподобный Максим совершенно уничтожает лжеучение, так что можно удивляться, зачем понадобилось столько времени на сокрушение лжи:

Если по причине единения стала одна воля Бога и Спаса нашего, как Пирр, Сергий и Павел написали, то, во-первых, Сын будет, согласно им, иноволен с Отцом, имеющим одну волю с Сыном по природе, а не по единению, если, конечно, не одно и то же есть единение и природа, Второе: если по причине единения одной, по их мнению, стала воля Спасителя нашего, то причиною своею она будет иметь, конечно, единение, а не ту или другую из природ, из которых Он есть —и воля очевидно будет принадлежать, по их учению, отношению, а не природе, ибо истинное учение знает природу, а не отношение. Третье: если по причине единения, как они сказали, возникла одна воля Спасителя нашего, то какой волей, по их мнению, было приведено в бытие само единение? Ведь они, конечно, не скажут, заботясь об истине и избегая нелепости, что [оно возникло благодаря воле], явившейся по причине этого единения, Четвертое: если по причине единения возникла одна воля Спасителя, то очевидно, что прежде единения Он был или многоволен, или совсем безволен. И если многоволен был, то, сократившись до одной воли. потерпел уменьшение многих [воль] и явно подвергся состоянию изменения — уменьшению природно присущих Ему многих воль. А если всецело был безволен, то единение Он явил превышающим природу, ибо от единения Он получил себе волю, отсутствующую в природе, и также явился изменчивым, приобретя благодаря отношению то, что не присуще Ему по природе...

Еереси не удалось преодолеть Православия. И тогда еретики вновь прибегают к попытке заткуть рот исповедников христовых императорским кляпом. В 648 император Константин II издает "Типос", запрещающий ради "мира" и "церковного устроения" всякие споры о волях и действиях во Христе, никому было более не дозволено порицать и осуждать друг друга за то или иное исповедание воль и действий во Христе. Всюду должен был воцариться мир. И те, кто и сегодня говорят, что мир, согласие и единомыслее важнее всего, в том числе и Истины, должны были торжествовать. Но православные думали не так., да и не могли так думать, ставаясь верными святоотеческому Преданию.

"Есть прекрасное разногласие и есть самое пагубное единомыслие... - говорит св. Григорий Богослов, - должно любить добрый мир, имеющий добрую цель и соединяющий с Богом... Но когда идет речь о явном нечестии, тогда должно скорее идти на огонь и мечь, не смотреть на требования времени и властителей и вообще на все, нежели приобщаться лукавого кваса и прилагаться к зараженным... Ибо похвальная брань лучше мира, разлучающего с Богом.  

Никто из подлинно верных Христу не хотел принимать "Типоса" , в котором, по чьему-то меткому выражению, Христос был объявлен "бездеятельным и безвольным, безумным, бездушным и бездыханным". Преподобный Максим был главным деятелем Латеранского Собора, устроенного в 649 в Риме св. папой Мартином. На соборе монофелитское учение, а равно и пагубный мир с ним были анафематствованы. Ответом стала императорская расправа. В 653 хватают и отправляют в Константинополь папу Мартина, его судили, обвинив в государственной измене, приговорили к ссылке, и он скончался в 655 году исповедником, в Херсонесе... И вот в том же 655 преподобного Максима и и его ученика Анастасия, так же берут под арест и влекут на суд не более и не менее чем императорского Синклита... Преподобные слышит абсурдные и почти издевательские обвинения, что "ты ненавидишь царя" - говорят автору послания "О любви", "один ты предал сарацинам Египет, Александрию, Пентаполь, Триттоль и Африку" - слышит семидесятипятилетний седовласый монах, "Почему ты любишь римлян, а греков ненавидишь?” - упрекают того, кто сам родом грек и кто обогатил эллинскую речь своими глубокомысленными творениями... Со смирением и любовью отклоняет преподобный одно обвинение за другим, и как лютые звери они неожиданно смиряются и тихо опускаются к ногам святого христоносца... Ни в измене, ни в клевете, ни в ереси не могут уличить подвижника враги, вынужденные опускаться до низкой лжи и истерических выкриков: “Послал тебя Бог, авва, на сожжение в город сей!”

Но вот, среди всех фальшивых обвинений настойчиво звучит на разные голоса и одно подлинное, главное, то самое из-за которого и хотят сокрушить старца, то самое, вследствии которого его не могут просто убить, но хотят, чтобы он присоединился к хору "молчащих": "ты печалишь всех одним только тем, что многих заставляешь отделяться от общения со здешней церковью... Уже то, что ты сам не имеешь общения, служит великим призывом ко всем, чтобы не иметь общения... весь Восток и Запад развращаются, взирая на тебя, и все ради тебя восстают, не желая согласиться [с нами] в вере”. Так велика была сила одного только христоносного старца, что она устрашала еретиков в обеих частях вселенной. Так страшно было им его духовное могущество, не им самим приобретенное, но дарованное ему Христом, что еретик-царь вынужден был в своей грамоте упрашивать преподобного вступить в общение, и соблазнять его такими картинами:

"Выйдем мы самолично в Халку, и облобызаем тебя и подадим вам десницу нашу, и со всякой честью и славой введем вас в Великую Церковь, и вместе с собой поставим на том месте, где, согласно обычаю, стоят цари, и сотворим вместе собрание, и приобщимся вместе пречистых и животворящих Тайн животворящего Тела и Крови Христа, и объявим тебя отцом нашим,—и будет радость не только в царственном нашем городе, но и во всей вселенной, ибо мы верно знаем, что когда ты вступишь в общение со святым здешним престолом, то все соединятся с нами, ради тебя и твоего учения отторгшиеся от общения с нами."

Но преподобный отверг все домогательства еретиков. В словах, произнесенных его устами Божественным Духом, нам преподано точное и полное учение относительно тех случаев, когда еретики склоняют нас к единомыслию и общению с собою, или же к преступному богопредательскому молчанию... Такова, по словам преп. Иустина, раскрывающаяся в житиях "Божественная православная педагогика". Поспешим же скорее внять урокам богоглаголивого Максима и применить их к своей жизни здесь и теперь...

Уроки преподобного Максима

Урок первый. "Я не могу оскорбить Бога замалчиванием" . Итак, от преподобного требуют "всего лишь" молчать. Не нарушать своими обличениями общего мира и спокойствия. Преподобный говорит о неправде монофелитства. Мы знаем, что это действительно так. - соглашаются с ним судьи, - Однако смотри не огорчи царя, только ради мира и издавшего этот "Типос" и не стремящегося упразднить что-либо из постигаемого мыслью относительно Христа, но для спокойствия всех предписывающего молчать о словах, являющихся причиной раздора. Не уничтожает священные изречения Типос,- объясняют упорствующему, подвижнику, - но замалчивает, чтобы нам устроить мир. Это устройство "мира", устройство мира без Бога и против Бога, мира без Истины, о котором писал приснопоминаемый Александр Каломирос, стало поистине чумой нашего времени.

Мир, о котором все говорят, - это безоговорочная капитуляция всего доброго, священного и великого и воцарение мелочности, посредственности и равнодушия.- пишет Каломирос, - Это уничтожение личностной индивидуальности человека и целых народов. Это смесь компромиссов и расчетливости, море лицемерия, безразличие к истине, предательство всего священного и святого. Война - ужасная вещь, результат человеческого грехопадения, и никто не должен восхвалять ее. Но тот мир, за который идет торговля, - это нечто неизмеримо более страшное. Жар - состояние очень неприятное, но он, по крайней мере, показывает, что организм реагирует на какую-то проникшую в него болезнь. Мир, который нам хотят принести, есть, к несчастью, не тот, который приходит после победы над злом, а тот, который приходит в результате поражения. Это отсутствие жара у трупа. Кроме того, мир, к которому ныне стремятся люди, не есть лишь мир при сложенном оружии. Это - мир совести. Они хотят примирить добро со злом, праведность с неправедностью, добродетель с грехом, истину с ложью, дабы обрести мир со своею совестью.

Для того, чтобы не мешать устроить этот мир, православным надо всего лишь молчать. Хранить в своем сердце все ту же веру, но не провозглашать ее. Однако в молчании об Истине преподобный Максим видит страшную разрушительную силу. Будет катастрофой и отречением, если православные

...допустят, чтобы вместе с изречениями нечестивых еретиков уничтожились и светоносные изречения святых отцов, или чтобы вместе с ложью погашена была истина, или к тьме приобщился свет. Ведь у нас не будет ничего достойного поклонения, если совершится уничтожение богонаученных словес.

Но как же так, разве молчание не золото? Разве мысль изреченная не есть ложь? Разве повредится хоть как-нибудь Истина от того, что мы будем молчать о ней? И здесь преподобный дает неожиданный для проповедников "мудрого", паче же - трусливого молчания:

Одно и то же есть в Божественном Писании — умолчание и уничтожение, ибо Бог сказал чрез Давида: „Не суть речи, ниже словеса, ихже не слышатся гласи их"(Пс. 18, 4). Итак, по Писанию, если не изрекаются и не слышатся речи о Боге, то они и вовсе не существуют.

Для того, чтобы понять преподобного чуть яснее, вспомним следующий стих цитируемого им псалма: во всю землю изыде вещание, и в концы вселенной глаголы их (Пс. 18, 5) - это ведь, по традиционному отеческому толкованию, пророчество о святых апостолах! Для чего, как не для того, чтобы говорить, чтобы во всеуслышание проповедовать Путь, Истину и Жизнь, послал Господь в мир своих учеников?! Если слово евангелия не проповедуется, если умалчивается о святых и божественных истинах, то тем самым оно и уничтожается. Только произнесенное слово оказывается подлинным словом о Боге, только высказанная истина может стать неодолимой и необоримой истиной. Для того, чтобы сберечь тайну, надо, и это не парадокс, передать ее другому, раскрыть ему ее, попросту - рассказать... Поэтому и апостольское Предание понимается отцами не как некая абстрактная сила, но как слово, рассказ, преемственное научение Истине... Не случайно и то, что "мистагогией", "тайноводством" (одно из таких тайноводств написал и сам преп. Максим Исповедник) называется устная речь или письменный трактат, а не набор маловнятных молчаливых действий. Даже тогда, когда святой подвижник уходит от мира и погружается в священную исихию, молчание, то достигнув внутреннего молчания помысла и мятущихся мнений, он вновь возвращается к людям, начинает говорить с людьми, но только словами Духа, а не собственными измышлениями. Итак, преподобный Максим опровергает еретиков. Мысль не-изреченная есть ложь и предательство, оскорбление Бога...

“Замалчивание слов есть отрицание их, ибо чрез пророка говорит Дух Святой: „Не суть речи, ниже словеса, ихже не слышатся гласи их". Поэтому невысказанное слово совсем не существует”.

Урок второй. "Имей в сердце своем, как хочешь, никто тебе не запрещает”. Такими словами отвечают судьи-мучители на объяснения преподобного о невозможности молчания. Диавол - великий поборник "свободы совести", в качестве первого этапа на пути к свободе от совести. Пусть гнездится слово Божие в сердце человека, лишь бы оно не жило между людьми, лишь бы не совершалось его Предание от одного к другому, лишь бы человек не научался ему от человеков... Солженицын в "Архипелаге" цитирует стихи одной верующей девушки, которая так передавала позицию советской богоборческой власти в вопросе "свободы совести":

Молиться можешь ты свободно,
Но так, чтоб слышал Бог один.

Слово проповеди, смущающее сердца и умы, должно затихнуть. Истина должна раствориться среди десятков лжей, каждый должен остаться "при своей вере", как будто вера и в самом деле дело его сердца. Но вера - дело не сердца, а всего человека. Христос обращен не к людям "поодиночке", а к их собранию, экклесии, "новой твари" - обезглавленному дотоле человечеству, которое он возглавляет и приводит под свою руку, напояет собой... Христос не говорит: "Идите, научите каждого встречного...", но идите, научите все народы, крестяще их во имя Отца, Сына и Святаго Духа(Мф. 28, 19). Только потом, после уже прозвучавшей соборной проповеди наступает черед личного самоопределения каждого: кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет (Мк. 16, 16). Христианство не религия личных харизматических "обращений", не религия "индивидуального религиозного опыта", но религия личного исповедания соборной, кафолической, всеобщей веры, исповедания едиными усты и единым сердцем. Поэтому мы не удивимся ответу преподобного Максима на предложенную ему "свободу совести".

“...Не ограничил Бог сердцем все спасение, сказав: кто не исповедует Меня пред людьми, и Я не исповедаю его пред Отцом Моим, сущим на небесах (Мф. 10, 32). И божественный апостол учит, говоря: „Сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению"(Рим. 10, 10) . Итак, если и Бог, и пророки, и апостолы Божий повелевают исповедовать тайну словами святыми — [тайну] великую и страшную и для всего мира спасительную, то нет нужды каким бы то ни было образом замалчивать проповедующее ее слово, чтобы не было вреда спасению замалчивающих”.

Праведность лична, индивидуальна. Предстоять перед Богом можно и в одиночку. Очиститься для Него можно по одному, но вот спастись - только всем вместе, только соборне, только церковно, "изглаживая -по выражению св. Василия Великого, - в себе грех праотца Адама, возобновляя первобытную доброту... расторгнутое и на тысячи частей рассеянное единство человеческое, по мере сил, снова приводя в единение с самим собой и с Богом". Поэтому не случайно камнем, на котором созидается Церковь является не дело, но слово, исповедание петрово, исповедание, произнесенное от имени всего лика апостольского.

Там где попирается истина - нельзя молчать, там где она не проповедуется - нужно ее проповедовать, дабы не было вреда спасению замалчивающих. Каков же тот вред, что проистекает из молчания, из согласия на свободу совести с кляпом во рту?

Урок третий. Не замирение, но разорение. Как ни банально это прозвучит, но последствием молчаливого предательства Бога может быть только принятие врага Божия, Анти-Христа. "Антихрист" - это слово манит, завлекает одних мнимым "очарованием" зла, о нем пишут романы и повести, стихи и драмы, философские эссе и трактаты... Короче, играют, как дети, с красивой метафизической куклой, мало осознавая, кажется, всю жуткую реальность этого "поэтического образа". Другие превратили его в пугало. бросаются этим словом направо и налево, ищут его под каждой лавкой... Именно их неуклюжими усилиями это имя превратилось в огородное пугало, посмешище... Именно их усилиями открыта дорога третьим. Тем, кто холодно и насмешливо вопрошает вслед за ересиархом нового времени (по иронии истории, носившем имя ересеначальника монофелитства) "патриархом Московским" Сергием: "Какой же это антихрист, я его не узнаю!". Пренебрежение к старушечьему и беспоповскому пугалу дошло у многих наших современников до безразличия. Да будут же им уроком слова преподобного Максима о последствиях примирения всех и вся вне Истины и против Истины, о последствии компромиссов за счет Христа и Церкви.

Собеседники преподобного Максима готовы даже согласиться, что "кодекс молчания", злополучный "Типос" составлен плохо:

“Богом, который будет меня судить, свидетельствую,- говорит епископ кесарийский Феодосий, присланный уговорить св. Максима вступить в общение с царем и патриархом - еретиками, - что и тогда, когда составлен был „Типос", я говорил и теперь то же самое говорю, что худо был он составлен и во вред многим. А поводом к изданию его послужили споры православных между собою о волях и действиях, и [вот] для примирения всех друг с другом некоторые решили, чтобы не произносились эти слова”.

Вновь все только "ради мира". Ради мира, якобы отвергающего диавола, но только совместно с Богом. А что будет такой мир, как не мир антихристов? Что стоит человеку пришедшему в силе отца лжи притворно отречься и от отца своего, лишь бы склонить и людей отречься от Бога. Чем как не неправдой и ложью окажется уравнение неправды с правдой? Это антихристово уравнивание света и тьмы обличает прподобный:

“Какой верный примет домостроение, замалчивающее такие слова, которые повелел Бог всяческих чрез апостолов и учителей и пророков? Но рассмотрим, господин великий, до какого зла доводит обсуждаемый вопрос этот. Ведь если Бог поставил в Церкви, во-первых, апостолов, во-вторых, пророков, в-третьих, учителей к совершению святых, сказав в Евангелии апостолам, а через них [и} тем, которые после них: ,"что вам говорю, говорю всем". И опять: „Кто принимает вас, принимает Меня" и ,"отвергающийся вас Меня отвергается", то очевидно, что не принимающий апостолов и пророков и учителей, но отвергающий их слова отвергает самого Христа. Но рассмотрим другое. Бог, избрав, воздвиг апостолов и пророков и учителей к совершению святых, а дьявол, избрав, воздвиг лжеапостолов и лжепророков и лжеучителей против благочестия, так что нападениям [их] подвергается и древний закон, и новый. А под лжеапостолами, лжепророками и лжеучителями я разумею [одних только] еретиков, слова и мысли которых развращены. Итак, принимающий истинных апостолов и пророков и учителей Бога принимает; а принимающий лжеапостолов и лжепророков и лжеучителей дьявола принимает. Поэтому кто в союзе с проклятыми и нечистыми еретиками изгоняет святых, тот в союзе с дьяволом явно осудил Бога,—примите меня, говорящего истину. Если таким образом, исследуя явившиеся в наши времена нововведения, мы находим их дошедшими до предельной степени зла, то смотрите, как бы под предлогом мира нам не оказаться заболевшими недугом вероотступничества и проповедующими то, о чем божественный апостол сказал, что оно будет предтечею пришествия Антихриста. Это без стеснения сказал я вам, господа мои, чтобы вы пощадили самих себя и нас. Вы приказываете, чтобы я, имея это написанным в книге моего сердца, вошел в общение с той церковью, в которой это проповедуется, и чтобы я стал общником тех, которые действительно отвергают Бога, то есть якобы отвергают дьявола совместно с Богом? Да не будет [этого] со мною от Бога, ради меня ставшего [человеком] как я, кроме греха.—И, сделав поклон, сказал: — Если что повелите сделать с рабом вашим, сделайте, но с принимающими это я никогда не буду общником”.

Изгнание истины вместе с ложью, объявление тяжбы между Богом и сатаной "нерешенной", хотя она давно уже решена, всякая уклончивость и "непредрешенство" в вопросах веры открывают дорогу антихристу, предшествуют ему... Кем, как не предтечами антихристовыми считать провозглашающих от имени Церкви подобные решения:

Вопрос о целесообразности или нецелесообразности молитв с инославными христианами во время официальных встреч, светских торжеств, конференций, богословских диалогов, переговоров, а также и в иных случаях - представляется на благоусмотрение Священноначалия в общецерковной внешней деятельности и на благоусмотрение епархиальных Преосвященных в делах внутриепархиальной жизни, что определяется каноническим устройством Православной Церкви и имеет место в практике других Поместных Православных Церквей… Данное указание следует рассматривать как временное, предлагаемое впредь до новых соборных решений и выработки, совместно со всей Православной Полнотой богословских и практических указаний по всем случаям, связанным с совместной молитвой…(Архиерейский Собор МП. 1994 г.)

Все давным давно решено, решено святыми апостолами:

Епископ, или пресвитер, или диакон, с еретиками молившийся токмо, да бует отлучен. Аще же позволит им действовать что-либо, яко служителям Церкви: да будет извержен (Ап. прав. 45)

Апостольское Предание и устно и письменно донесло это правило до нас. Как голос апостольский, как завет Христов. Кое бо согласие Христови с велиаром; или кая бо часть верному с неверным? (2 Кор. 6, 15). Однако "общая часть", усилиями современных ересеучителей и ересетворцев, находится - это одинаковое отстранение от современной практики, одинаковое игнорирование, одинаковое замалчивание ради "мира церковного". Заметим, нигде в решениях "собора" явно не говорится, что принимается "экуменическое" (то есть еретическое) решение вопроса о молитве с "инославными", но само предоставление на волю человеческих мнений того, что из области мнений давно изъято решительным и многократным апостольским и отеческим постановлением, подкреплено речением "Изволися Духу Святому и нам", дает и Христу и велиару общую часть в душах тех, кто рискнет такому "постановлению" следовать.

Ни одного вопроса, носящего принципиальный характер, вопроса, относительно которого есть уже собороное суждение, нельзя просто "замолчать", "погасить", "игнорировать".

Если ради устроения дел церковных - учит нас преподобный Максим, - вместе со зловерием уничтожается спасительная вера, то подобного рода так называемое ,,устроение" есть совершенное отделение от Бога, а не единение.

Урок четвертый. "Ты разделил Церковь..." Не будучи в силах принудить православных к молчанию уговорами и лестью смутители пытаются приструнить их "церковной дисциплиной" и запугать действительно страшным словом - раскол. Сколько раз каждому верному в наши дни проходится слышать брошенные вслед, а то и прямо в лицо хульные слова: "Раскольник", "самочинное сборище", "театр с ряжеными", "бесчинники"? У кого не болело сердце, возмущающееся несправедливостью подобных поношений? Хорошо еще, если хулит тебя сознательный исповедник ереси, кому наша церковь театром представляется из-за ограды его цирка... Но если это кто-то из близких? Кто-то из знакомых, с кем некогда молились и ездили по святым местам? Если это кто-то из незнакомых, но сразу видно - искренне заблуждающихся и добросердечных людей... Ты и не увидишь, может быть, больше никогда этого человека, и потому не успеешь поведать ему о Христовой Правде, в итоге оставшись в его памяти как несмиренный скандалист, решивший, что может "судить Церковь"... Кому из православных не знакома эта боль, это чувство бессилия и обиды... Проще всего замкнуться в гордом презрении к отпадшим от Церкви, перечеркнуть их в своем сердце, впасть в обличительство... Пойти на "дипломатическую хитрость" сердца, сказать, что "и вы в чем-то правы, и мы, просто мне там больше нравится" - тоже легко. Труднее всего хранить правый путь, не осуждая ближнего, но и не снимая церковного осуждения с его ереси.

Не тот, кто восстает против нечестия, расторгает союз любви. Не тот, кто ревнует об Истине, учиняет раздор, но тот, кто приносит на жертвенник чуждый огонь... Не тот раскольник, кто держится старинного и здравого учения, но тот, кто восстанавливает новизну на древность, ложь на истину и предательство на верность...

... Кто раскольники? - повторим мы вслед за новомучеником, схиигуменом Свирской Пустыни Зосимой, - Если та сторона, откуда возник спорный вопрос, то справедливо будет отошедших назвать раскольниками. Но если окажется, что мнения насадителей новых воззрений не согласуются с Евангелием, то уже не отошедшие, а они и будут истинными раскольниками, — ибо они раскололи церковное единение. Среди них вскипел источник, возмутивший чистую воду, воду православной мысли, и пока он, этот источник, не иссякнет — зло не прекратится.

Что есть раскол? Согласно правилу Св. Василия Великого, это разделение в мнениях о некоторых предметах церковных, и о вопросах, допускающих уврачевание(Прав. 1).Но разве ради "мнений" отделяемся мы? Разве во имя "вопросов, допускающих врачевание" нынешние ревнители Православия не имеют общения с еретиками? С каких пор к области "мнений" относятся святые догматы Кафолической Церкви? Кто и когда объявил второстепенным делом священные каноны? Для кого малозначительным является не погрешение против заповедей, но отрицание самих заповедей, объявление небывшим самого греха? Тот, кто осмелился бы назвать наше отделение "расколом" - тем самым ясно показал бы, что он - еретик, отрицающий весь строй церковный и пренебрегающий церковным Преданием, относящий к области "мнений" речения Святаго Духа, заповеданные Им Церкви слова и дела. Если угодно вам - докажите с Писаниями и отеческими творениями на руках, что мы еретики! Предъявите в свое оправдание нечто показывающее, что мы заблуждаемся и противостоим Духу, что мы отпали от Предания Апостольского, что мы недолжным образом толкуем догматы и священные каноны. Тогда всякое подлинно православное сердце с рыданиями упадет на колени и возблагодарит Бога за то, что он послал вас ему на ицеление и на убережение от геенны... Докажите нам нашу неправоту и откройте Истину. Но не зовите нас раскольниками, не говорите, что мы отделяемся по гордыне или же из-за вещей неважных. Не говорите вслед за судьями нашего учителя, преподобного Максима: Ты разделил Церковь!

Если говорящий слова Святых Писаний и святых отцов разделяет Церковь, - ответим мы вслед за ним, - то что делает с Церковью тот, кто уничтожает догматы святых, без которых невозможно даже самое бытие Церкви?

Не тот разделяет Церковь, кто следует за Богочеловеком Христом. Христос и есть Церковь, и Его единством и Его единственностью хранится и Ее единство и единственность. Не тот, кто следует заповеди Христовой и не дерзает ослушаться повелений Святаго Духа, установившего строй и чин церковный, церковные догматы и каноны, праздники и богослужения, правила и обычаи. Церковь разделяет тот, кто стремится выдернуть из новой твари, нового человечества единственный объединяющий его стержень - Богочеловека Христа, - кто становится своими ересями, неправдами и преступлениями христоубийцей и христопродавцем. Без Христа рассыплется человечество, разделится и погубит друг друга в междуусобной вражде. Без праведника, святого Христова, не стоит и село, как же устоят царства, когда Христа отнимут у них? Ересь и нечестие вносят раскол и разделение в мир, а не стояние в Истине и верность Богочеловеку.

Потому и должен каждый православный вслед за священномучеником Иосифом Петроградским повторять слова:

Я отнюдь не раскольник и зову не к расколу, а к очищению Церкви от сеющих истинный раскол и вызывающих его. ...

Урок пятый. "Уничтожили сами себя...". Середи примечательных свойств ереси особо нужно отметить то, что она уничтожает сама себя. Зачастую без посторонней помощи она запутывается в противоречиях, из которых уже выбраться не под силу... Еретические воззрения - говорит св. Григорий Нисский - своего рода камни, которые убивают самого изобретателя чуждых учений... Иногда православному даже не требуется быть активным обличителем ереси, ему достаточно свидетельствовать истину своего учения и быть созерцателем того, как ересь методично, шаг за шагом, изолгавшись и оболгав все и вся, задыхается от удушья в собственных неправдах и нестыковках. В истории догматических споров такое было не раз и не два. Упорному стоянию в истине православных противостояло не упорство еретических догматов, а упорство злой воли в изобретении какого-нибудь спасения своих измышлений. Вслед за отвержением арианами и арианствующими Никейского Символа последовал целый ворох мало сходных и маловразумительных "формул", в которых может запутаться даже самый опытный исследователь: "вторая сирмийская", "никская", "четвертая сирмийская", "антиохийская"... У всех этих формул была одна только цель - так или иначе отвертеться от Никейского Православия, обойти слово "единосущие"... То же и с монофизитством - какие только ухищрения не измышлялись для того, чтобы "согласить" между собой Халкидон и Диоскора с Евтихием! Упоминавшиеся нами "энотиконы" были только одной из стадий этого безконечного соглашательства. А между тем, сами монофизиты разбились на множество несогласных между собою партий... Василий Васильевич Болотов, с присущей ему основательностью, начертил целую схему разветвлений монофизитской ереси - вновь можно запутаться среди "евтихиан", "севириан", "юлианитов", "афтародокетов", "тритеитов"... Вновь сама себя сокрушает ересь...

О том же, применительно ко своей эпохе, свидетельствует и преподобный Максим. "По какой причине не имеешь общения с Константинопольским престолом?" - пристрастно вопрошают преподобного судьи.

“Они отвергли четыре святых собора - отвечает он, - чрез девять составленных в Александрии глав и чрез ,,Эктесис", составленный Сергием в этом городе (Контантинополе), а также чрез изложенный затем в шестом индикте ,,Типос". А поскольку что определили они в главах, то осудили в „Эктесисе", а что определили в ,,Эктесисе", то упразднили в ,,Типосе", постольку уничтожили самих себя столько же раз, осужденные таким образом сами собою и римлянами..."

Ко всякой ереси рано или поздно оказываются применимы слова "Требника": под свою анафему падоша... Рано или поздно она, стремясь получше "сформулироваться", доходит до самоупразднения, сам себя исправляет, подправлдяет и изменяет... Так, в 1969-м Московская патриархия решила установить евхаристическое общение с римокатоликами, пусть и в ограниченном масштабе. На 46 апостольское правило, гласящее Епископы, или пресвитеры, принявших крещение или жертву еретиков, извергать повелеваем, решено было, "ради мира церковного" и будущего "вожделенного вероисповедного единства", не обращать внимания. Инославных было разрешено причащать в храмах МП. "Православная и Римско-Католическая Церкви имеют одинаковое учение о Святых Таинствах и взаимно признают действенность этих таинств" - пояснил пресловутый Никодим (Ротов) постановление Синода МП. В 1986-м, от того же Синода, во главе с тем же "патриархом", хотя уже без Никодима, последовало сухое "признать ошибочным" - были у католиков и православных единые таинства, и вдруг не стало, хотя в экуменических отношениях МП и Ватикана ничего в худшую сторону не изменилось.... И по сей день правая рука МП не знает, что делает левая: одна подписывает унию с монофизитами в Шамбези, другая объявляет ее как бы не бывшею и... отправляет на доработку. Одна клеймит католиков и униатов, другая причащает их из рук "архиепископа", одна братски обнимает архиереев РПЦЗ на "собеседованиях" о путях к воссоединению, другая - избивает монахинь РПЦЗ в Хевроне или где-нибудь поближе - в Кыргызстане, на Украине... И в догмате, и в канонах, и в нравственности в товарищах согласья нет... Поэтому не несправедливо будет сказать, что те, кто извергает, отучает и анафематствует православных, воздают им тем самым только честь. Анафематствуют же они сами себя.

Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, и дом, разделившийся сам в себе, падет (Лук. 11, 16). И ересь сама себя запутает в противоречиях. Удержаться, устоять, преодолеть рассеянность мысли и текучесть времени можно только благодатию Духа Свята. У изолгавшихся еретиков ее нет и быть не может. Духа праведности у них изгоняет дух лестчий.

Урок шестой. "Не имею общения". Никакого церковного общения со лжецами и богопротивниками у православных быть не может. Это непреложный закон, действующий в Церкви с самого первого дня Ее истории... Силою Единого Духа верные объединяются в одно Тело... Сила какого духа будет руководить еретиком? И в чье тело он способен объединиться и "объединить" с собою православного? Поэтому нет и не может быть никакого участия православных в совершении еретических священнодействий, священнодействий лишенных духа и благодати, подчеркивает св. Максим, продолжая цитировавшуюся нами выше речь:

Осужденные таким образом сами собою и римлянами, на бывшем в восьмом индикте соборе низложенные и священства лишенные, какое могут совершать тайноводство, или какой Дух может сходить на священнодействия, совершаемые такими людьми?

Ответ преподобного ясен и недвуссмысленен. Опровергшие сами себя и опровергнутые Церковью, отторгшиеся от церкви смутители и "миролюбцы", предающие Бога молчанием, не имеют и не могут иметь никаких спасительных таинств, там, где нарушается воля Духа, он не захочет и не сможет присутствовать... Поэтому преподобный со всей строгостью уклоняется от общения с монофелитами и "примирителями". Собственно, вся драма его Жития разворачивается вокруг попыток "примирителей" заставить святого войти с ними в общение, Причаститься из единой чаши, обещая ему за это великие милости и устрашая на случай отказа страшными карами: только вступи с нами в общение, и да будет единение, повторяют они... "Общение" - едва ли не самое частое слово, которое повторяется в Житии. "Общение", "радостию друг друга обымем...", "любовь", - вот слова, которые любят повторять еретики, стремясь прельстить православных... Слова, как соблазнительная приманка, насаженная на острый крючок лжеучений... Сперва общение - потом решение всех спорных вопросов - таков лозунг всех ересеучителей и экуменических деятелей... Но этой приманке твердо противостоит ответ, который вслед за св. Максимом должны помнить все православные:

Пока предстоятели Константинопольские величаются положенными препятствиями и теми, кто их положил, никакие рассуждения и меры не заставят меня быть в общении с ними...

Не быть в общении с еретиками - непременное условие церковности, непременное условие спасения. Даже тогда, когда общающихся миллионы и миллиарды, а уклоняющихся от общения с ересью единицы - и тогда нельзя поддаваться стадному инстинкту и вступать в общение с еретиками... И тогда, когда те, кого мы любили, уважали, кому верили как самим себе, по тем или иным причинам восстают против истины, и тогда нельзя последовать за ними.

Дух Святой анафематствовал чрез апостола даже ангелов, вводящих что-либо новое и чуждое проповеди - говорит преподобный.

Следовать нужно за Христом, общение иметь прежде всего со Святым Духом, и тогда этот Дух объединит нас со всеми православными всех времен. И мы не будем одиноки, напротив - окажемся в превосходящем числе, - со всеми святыми... И пусть никто не осмелится называть их "армией мертвых", ибо Господь - не есть Бог мертвых, но живых(Матф. 22, 32). Отсюдо и то великое дерзновение, с которым преподобный, провозглашает свои ставшие знаменитыми на всю вселенную слова:

Если вся вселенная начнёт причащаться с Патриархом, я не причащусь с ним...

Говоря это, преподобный совсем не обрекает себя на одиночество, совсем не противопоставляет себя всему роду людскому. Напротив, отрицаясь еретиков, сколько бы их не жило в данный момент на земле, святой приобщается к целому человечеству, к высшему богочеловеческому единству Церкви, основаному на правой вере. Даже если вся вселенная - ойкумена будет с еретиком патриархом, все равно с преподобным будет весь Христос - totus Christus, caput et corpus - Кафолическая Церковь.

Урок седьмой. "Какой ты церкви..?" Среди соблазнов, подстерегающих православных в наше время, собенно остро стоит соблазн сломаться перед одиночеством, перед единым фронтом world ortodoxy, включающим уже все обломки поместных церквей. Как же так, смущается сознание некоторых православных, не иметь общения ни с Москвой, ни с Константинополем, ни с Иерусалимом и оставаться православным? Это сомнение немедленно подхватывают и развивают враги Христовы, объявляя необщение с еретическими престолами едва ли не "ересью". И с этим искушением пришлось столкнуться преподобному Максиму.

Какой церкви ты? Византийской, Римской, Антиохской, Александрийской или Иерусалимской? - торжествующе вопрошает его еретический патриарх Петр, - Вот все эти церкви с подвластными им епархиями объединились между собою. Итак, если ты, как говоришь, принадлежишь к кафолической Церкви, то соединись со всеми, чтобы, вводя в жизнь новый и странный путь, не подвергнуться тому, чего не ожидаешь.

Сегодня этот вопрос, с добавлением, разве что, церкви "третьеримской", разрушенной и разоренной еретиками многострадальной церкви нашего отечества, звучит практически в той же формулировке. Сомкнутая экуменическая фаланга из "Иуд в мантиях", по выражению преп. Иустина, наступает на христианина... И не будет бесполезно нам узнать тот ответ, который адресовал искусителям преподобный.

Бог всяческих объявил кафолическою Церковью правое и спасительное исповедание веры в Него, назвав блаженным Петра за то, что он исповедовал Его.

Кафоличность - свойство прежде всего не пространства, а времени. Кафоличность объединяет нас с праотцами и пророками Ветхого Завета, со святыми всехвальными апостолами, с добропобедными мучениками, с отшельниками Фиваиды и святителями Каппадокии, с правежными предстоятелями Констанинопольской Церкви и с монахами Ирландии, со святыми князьями древней Британии и древней Руси, с пустынножителями русского севера и со святогорскими монахами, со святыми новомучениками всеросийскими и с теми, кто в Элладе, Румынии, Болгарии, Сербии, далекой Америке отступил от отступников, не смирился перед апостасией... Со всеми ими мы поем единый символ веры, причащаемся от единой Хрисовой Чаши, исполняемся единого Духа... Так мудро устроена наша литургия, что в ней евангелия первого века соседствуют с канонами двадцатого, песнопения, родившиеся в Палестине с песнопениями, произшедшими из северных монастырей, тропари святым, подвизавшимся в стране восходящего солнца с тропаряфми святым, скончавшим живот свой на Аляске... Дух охватывает всю вселенную всех веков, от первого и до последнего Адама. Поэтому христианин, спрошенный "какой он церкви" может смело ответить: русской, или иерусалимской, или ирландской, или константинопольской, или персидской... Ибо во всех них обретет единомысленных и единоверующих с ним. На едином камне - исповедании петровом зиждется Церковь и единое только условие нужно соблюсти, чтобы быть своим во всякой церкви Христовой и чтобы быть ненавидимым и гонимым от всякой церкви лукавнующих, условие это передано нам в символе св. Афанасия: первое убо чадо надлежит соблюсти кафолическую веру...

Урок восьмой. "Я собственного догмата не имею". "У каждого своя вера" - такова универсальная формула нынешнего теплохладного века. Очень часто искусители стремятся представить дело так, что они свое нововводное учение, свою новоизмышленную ересь противопоставляют новводным догматам православных. На том и предлагают согласиться, что каждый либо удержит свое "нововведение", либо отбросят "нововведения" обе стороны... "Твой догмат", "твое учение" - так, стремясь раздразнить честолюбие, называют проповедуемую преп. Максимом истину его противники. Здесь страшный риск, великий соблазн поддаться на давление и признать то, что отстаиваешь, "своим" учением. Сделав этот шаг, неизбежно сделаешь и следующий - признаешь, что безошибочен только Бог, а значит, и ты в чем-то можешь ошибаться, а потом признать защищаемую веру "условно ошибочной" и так, шаг за шагом, быть увлекаемым диаволом прочь от здравого учения... Там, где свершается подмена опыта церковного, свидетельства церковного опытом личным и собственным мнением, там кончается скала веры и начинается болото...

Никто не властен требовать от меня, - пишет Болотов, бывший сколь прекрасным церковным историком, столь неосторожным богословом-догматистом, - чтобы я, в качестве моего частного богословского мнения, следовал теологумену, высказанному несколькими отцами Церкви, коль скоро этот теологумен не пленяет меня своей возвышенной богословской красотой, не покоряет меня доступной и моему разумению державной мощью своей аргументации.

Выставив себя судией над отцами, присвоив себе право "вязать и решить" их богословские суждения, мы в два хода перепрыгнем от самовластия в вопросах мифических "теологуменов" (если несколько отцов высказали определенное мнение, а другие отцы не предложили его дополнения или ясного опровержения, то это не "теологумен", а учение Церкви, знаменитый consensus patrem) к самовластию в вопросах догматических - никто ведь не спрашивал нас, когда принимались догматы, никто не утверждал их общецерковным референдумом - а вдруг нам тот или иной догмат кажется недостаточно красивым, а его обоснование ненадлежаще маломощным? Где "права меньшинства"?! Где "свобода христианина"?!

Избежать ловушки богословского краха можно только тогда и там, где следуют не "своему разумению", а гласу Духа Свята, говорящему в Церкви через отцов... Только там, где внимательно вслушиваются в каждый отеческий голос, где, как к в хорошей крепкой семье, внимают каждому мнению старшего и опытнейшего, где "не передвигают межи"... Тогда и осуществляется подлинная свобода христианина по отношению к догматам - свобода приятия и усвоения, свобода человека, который может легко передвигаться по прочной, твердой, не зыбкой и необманчивой поверхности, свобода от шатания разума и засасывающей трясины своеволия. Не себя самих и не свои фантазии должны мы защищать в своем противостоянии еретикам, а Веру Церкви.

Я собственного догмата не имею, но придерживаюсь учения Церкви, ибо не употребил ни одного нового слова, чтобы можно было говорить о моем собственном догмате...

Иметь право ответить так должен каждый христианин перед лицом раскольничьих и еретических вопрошаний. Лишь тот в единстве с Кафолической Церковью, кто твердо защищает и исповедует ее Веру... Таков еще один урок преподобного Максима...

Урок девятый. "Должно исследовать..." Для того, чтобы не допустить себя до защиты собственных измышлений вместо Веры Церкви, мы должны со всей тщательностью исследовать Писания, изучать творения отцов ежедневно и ежечасно назидаться мудрости в дивных молитвах и песнопениях, которые предлагает нам Святая Церковь... Еще она излюбленная лукавым подножка - это так называемая "простая сердечная вера"... Того, кто пытается указывать на неправду еретиков, на их несогласие со святыми догматами, на преступление ими священных канонов, призывают не "умничать" и не "мудрствовать лукаво" (последняя фраза, принадлежащая Пушкину, почему-то многими считается едва ли не изречением Священного Писания), а "просто и от всего сердца помолиться" - смущение и пройдет. Предлагается "просто" довериться еретической иерархии, "просто" дать ей увлечь себя в геенну... И все это якобы во имя высокой добродетели смирения и простоты... Очень любят такой пример - бабушек, которые якобы по простоте веры своей полагают, что "Троица - это Иисус Христос, Богоматерь и Никола Угодник". Куда им, старым, исследовать православное учение о Боге, главное, что молятся и свечки ставят... Того не замечают эти проповедники опрощенчества, что сами свидетельствуют против себя и против такого священства, что не может наставить прихожан хотя бы этой истине... Каждый день в десятках молитвословий мы провозглашаем "Славу Отцу и Сыну, и Святому Духу", на каждом богослужении призываем "Отца и Сына, и Святаго Духа - Троицу единосущную и нераздельную", на каждой литургии читаем всем храмом Символ Веры... Ни один хоть сколько-нибудь богомольный человек не может не усвоить за какую-нибудь неделю молитвенной жизни точного и ясного учения Церкви, содержащегося в молитвословиях Православной Церкви. Так что либо нет этих "простецких" бабулек вовсе и всем им истина о Пресвятой Троице известна, либо это никакие не богомолки, а толпа, без порядку и без смыслу заполняющая храмы, давно покинутые Божией Благодатью...

Простота сердечная нужна богопросвещенному разуму, разуму умному и ответственному. Не многие знают догматическое учение Церкви во всей его тонкости, но каждому христианину надлежит иметь о нем пусть немногие, но точные, ясные и неспутанные понятия. Тогда же, когда перед ним встанет нужда и возникнет смущающий вопрос, подлинно верующий разум сына Церкви не будет строить своих догадок и не начнет сооружать вавилонских башен на песке, но обратится за разъяснением к апостольскому и отеческому учению... Не следовать хитрости разума, но и не принимать в простоте коварства лукавого требует от нас Церковь, но идти царским путем.

Все, что стремится к благу, придерживается середины, проходя между опасными соседями. - учит св. Григорий Нисский, - Мудрость занимает среднее местомежду хитростью и простотой. И не будет похвальна ни ни "мудрость" змеи, ни "простота" голубя (Мф. 10, 16), если взять каждое в отдельности. Но лишь обладание в равной степени тем и другим становится добродетелью.

Отсюда ясно, что на совет еретика "быть проще и смиреннее", верующий православный христианин со всеми простотой и смирением должен ответить словами Спасителя: "Исследуйте Писания(Ин. 5, 39)". Любой вопрос, если уж он перед нами встал, нужно рассмотреть со всей тщательностью и прилежанием привлекая все потребные отеческие свидетельства и толкования. Если нас зовут "не исследовать, но принимать все просто", нам необходимо припомнить и тут наставление преподобного Максима, данной в Житии его. В ответ на подобный призыв со стороны искусителей славный старец не задумываясь отвечал:

Очевидно, вы вводите новые и чуждые Церкви установления и относительно авторитетных речений. Если, по-вашему, не должно исследовать изречения Писаний и отцов, то мы отвергнем все Писание, как Ветхий, так и Новый Заветы. Вот я слышал слова Давида: „Блаженны исследующие свидетельства Его, всем сердцем взыщут Его", так что никто не может изыскать Бога без исследования. И еще: ,,Вразуми меня, и буду исследовать закон Твой и сохраню его всем сердцем моим". Таким образом, исследование ведет к познанию закона, и знание побуждает достойных к желанию сохранить его в сердце посредством исполнения содержащихся в нем святых заповедей. И опять: „Дивны свидетельства Твои, посему исследовала их душа моя". Зачем в „Книге Притчей Соломоновых" .высказывается желание, чтобы мы исследовали притчи, загадки и темные изречения? Зачем и Господь, говоря в притчах, желает, чтобы его ученики разумели их, если разъясняет смысл притчей? Зачем повелевает: ,,Исследуйте Писания, как свидетельствующие обо Мне?" Зачем глава апостолов Петр желает научить, говоря о спасении, которое исследовали и изыскивали пророки? Зачем божественный апостол Павел говорит: „Если же и закрыто благовествование наше, то закрыто для погибающих, у которых Бог века сего ослепил очи разума их, чтобы не воссиял им свет знания Христа" . Как кажется, вы желаете уподобить нас иудеям, которые простыми речениями, как говорите вы, то есть одной только буквой, словно мусором, засыпав свой ум, отпали от истины, имея покрывало на сердцах своих, так что не разумеют Господа Духа, закрытого буквой, о чем говорит апостол: „Буква убивает, а Дух животворит". Пусть же удостоверится владыка мой, что я не допущу принять изречение без содержащегося в нем смысла, чтобы не стать явно иудеем.

Только надлежащим образом исследовав Истину, мы будем тверы в отстаивании ее. Только твердо удостоверившись в прочности ее оснований, мы готовы будем противостать любым искушениям, побуждающим нас эти основания покинуть. Слишком ярок и слишком устрашающ пример метаний и колебаний тех, кто покинул прочный фундамент апостольской веры. Слишком явно их духовное разложение для того, чтобы прельстить кого-либо из православных христиан. Скорее есть другой соблазн, - удариться в высокомерное осуждение, усесться на скроенный явно не по нашему размеру престол Судии и начать оттуда раздавать приговоры в вечность. Но от этого предостерегает нас

Урок десятый. "Один ты спасешься, а все погибнут?". Сколько раз на дню слышит этот вопрос любой православный христианин, решившийся быть верным до смерти и держаться преданий... Им хотят уязвить, укорить, смутить, просто обидеть и оттолкнуть. Диаволу нестерпимо, что кто-то желает святости, кто-то желает Христа более чем каких-либо из земных благ, и он начинает шантаж добродетелью - любовью к ближним и жалостью к ним. В самом деле - скольких христиан остановила на полпути к отречению от ереси и возвращению в Церковь жалость к родным, близким, знакомым, остающимся на том берегу... "Как же так - неужели же мой отец умер некрещеным?"- спрашивают одни. "Что же, мои дети родились вне церковного брака?" - возмущаются другие. "Получается, что никогда я не знал истинного покаяния?" - недоумевают третьи... Жалостливое сердце четвертых просто скорбит о всех тех, кто как бы выносится "жестокими" ревнителями Православия "за скобки". Поистине: Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку - домашние его(Мф. 10, 34-36). А те, кому и удобно и выгодно прятаться за спинами оставленных ими без пастыреначальника Христа людей, с глумливой интонацией Карамазова-старшего вопрошают: "Неужели же мы для Вас совсем не христиане? Прям как язычники и мытари? Неужели только Вы - чистые, чистенькие, святые, - вы спасетесь, а все остальные нет?". Но и на этот вопрос не раз и не два отвечали отцы, и этот вопрос мы находим в действительно универсальном пособии для христианина перед лицом ереси - Житии преподобного Максима Исповедника. Так что же? Ты один спасешься, а все погибнут? -слышит вопрос богомудрый старец и отвечает хорошо наученный Духом.

Никого не обвинили три отрока, не поклонившиеся истукану, когда все поклонились, ибо они заботились не о делах других людей, но и о том, чтобы самим не отпасть от истины. Так и Даниил, вверженный в ров со львами, не осуждал никого из тех, которые не поклонялись Богу по указу Дария, но позаботился о себе самом и предпочел умереть, а не отпасть от Бога и подвернуться бичеванию своей совести за преступление божественных законов. И мне не дай Бог осудить кого-либо или сказать, что я один спасусь, но, сколько могу, предпочту умереть, чем страх иметь пред совестью за то, что я каким-либо образом преступил веру в Бога.

Не осуждать кого-то и не обвинять, но хранить собственную веру и верность Православию - таков завет преподобного. Искушающий нас ждет того, чтобы мы взобрались на судейский престол, исхитили себе честь, принадлежащую только Господу и апостолам... Все равно, какой бы ответ мы бы ни дали на их вопрос - "Да" или "Нет" - мы присвоили бы себе власть Судии. Сказать "Да" - означало бы осудить аду миллионы тех, кому Сказавший хотением не хощу смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему может быть и найдет оправдание. Но и сказать "Нет, и те тоже спасутся", означало бы выписывать индульгенцию тем, кто, возможно, не заслуживают ни малейшего снисхождения... Единственная точка зрения, на которой может стоять православный - это точка зрения отеческая. Точка зрения, с которой он и не может сходить - не восхищать себе власти Судии, но и самому не покидать правой веры и истинной Церкви и других привлекать к Истине и удерживать в ней. Желать спасения себе и ближним, и ближним даже более, чем себе, и потому не потакать их заблуждениям, но, напротив, отвращать их от греха.

Я не желаю, чтобы еретики мучились и не радуюсь их злу, - Боже сохрани! - пишет преподобный Максим в одном из своих посланий, - но сугубо радуюсь их обращению. Ибо что верным может быть милей, нежели видеть рассеянных чад Божиих, собранных воедино. Я не потерял рассудок, чтобы советовать ценить немилосердие выше человеколюбия. Напротив, я советую со вниманием и усердием творить добро всем людям и всем верным быть всем для нуждающихся. Но при этом я говорю: нельзя помогать еретикам в утверждении их безумных верований, здесь нужно быть резким и непримиримым. Ибо я не называю любовью, но человеконенавистничеством и отпадением от Божественной любви то, когда кто-либо утверждает еретиков в их заблуждении на неминуемую погибель этих людей.

Тот, кто может обратить других от заблуждения к истине убедительным словом проповеди, - да не замедлит подать руку помощи собрату. Тот же, кто в смирении своем не чувствует себя в силах - просто да свидетельствует об истине Православия чистотой своих помыслов и жизни, взывая тем самым к совести заблудших...

Господин мой! - Восклицает святой Максим, спрошенный о том, как он отвращал византийцев от общения с монофелитами, - Нет ничего сильнее обличений совести и нет ничего дерзновеннее ее одобрений.

Именно собственной совести, вкорененному в нас гласу Духа Свята, должны следовать мы, не смущаясь никакими нападками и не доверяя никаким обманам и западням, которые готовит нам хитрый и лукавый разум, стремясь совлечь нас с верного пути...

Урок одиннадцатый. "Какая польза в именах, когда догматы отвергнуты?" Один из главных соблазнов, который подстерегает православного в его противостоянии ереси, когда эта ересь хорошо соорганизована, верховенствует на кафедрах и провозглашается в церквах - это соблазн преданности "старине" больше, чем истине. Есть намоленность в древних храмах, есть чудотворные иконы и мощи во владении разрушителей церковного строения, есть ощущение, что все по-старому. Владимир Соловьев в этом "все по старому" даже полагал суть всего восточного Православия - старинными книгами и рукописями, археологическими древностями прельщал его антихрист православных и многих прельстил... В свое время многие православные авторы отмечали, что Соловьев совершенно не понимает духа Церковного. Все верно, но острый, демонический его талант почувствовал дух многих из православных. Только самых трусливых и слабых духом прельстило в свое время обновленчество Антонинов Грановских и Александров Введенских, а вот сергианству, в котором не было изменено на первых порах ничего ни в богослужении, ни во внешнем благоприличии архиереев, возглавляемых вполне почтенными с виду старцами-"патриархами", удалось прельстить практически весь церковный народ. Уже позднее пришло и новое обновленчество и разрушение порядка богослужения, но первое время, даже когда внешнее благолепие сохранялось при внутреннем растлении и неверии большой части духовенства, всем казалсь, что вернулась старая, настоящая Церковь.

О том и предупреждал св. Феофан Затворник, что близится страшное время, когда пред людьми будет видимость благолепия церковного — торжественные службы, церковные чины и так далее — а внутри полная измена Христову Духу. Между тем сохранение внешнего строя церковного, внешнего благообразия, прежних имен, при измене догматам, канонам и святым добродетелям стало поистине камнем преткновения, на падение многих. Не случайно святые катакомбной церкви предупреждали свою паству от подчинения такому настроению.

“ Не ходите в открытые храмы. - говорил новомученик монах Сергий, - Они уже не наши. Все священники, в них служащие, “подписались” быть послушными советской власти во всем... Даже на паперть ступать не следует, потому что услышите пение и чтение и подумаете, что все здесь по-старому, и зайдете. А уж как зашли, так и все. — Там и остались! ”

Про св. Феодосия Иерусалимского (чье имя сейчас столь бесстыдно и клеветнически-извращенно эксплуатируется Московской патриархией) рассказывали, что

Советскую "церковь" "сергианскую" схиигумен Феодосий никогда не признавал и в нее он никогда не ходил... Но однажды его начали усиленно приглашать те "священники", которых он не признавал таковыми, хотя бы придти в храм посмотреть, что все у них "по-старому". И старец отправился, везя за собой саночки. Была зима. Он с трудом добирался. И уже у самого храма поскользнулся, упал и сильно разбился. Его окровавленным доставили домой… Так Господь показал на этом праведнике, что даже и заходить в храм тех, кто признает советскую власть властью "от Бога", — даже заходить в такой храм нельзя.

В обоих случаях "по-старому" оказывается ключевым словом, той удочкой, на которую диавол стремится уловить доверчивых... К чему догматы? Зачем добродетель? - если вся видимость соблюдена - позолота блестит, лампы в сто свечей сияют, хор увлеченно поет рахманиновский "Свете Тихий"... То, что даже это, даже внешность - подделка под настоящую церковность, что даже внешний декор не может сохранить зло, выдавая за него свои аляповатые поделки, авось многие и не заметят. А кто заметит, тот создаст эстетский кружок по "восстановлению крюкового пения" или возрождению древнего стиля иконописи, того не понимая, что и подлинно духовная музыка, и подлинно церковная иконопись существуют только тогда и там, где есть Церковь, где не ересь, не дух лестчий, но Дух Святой руководит христианином. Духа же Свята невозможно похитить против Его воли, невозможно стяжать без исповедания правой веры. Но все уходит во внешнее, о сути, о церковной истине просто забывают.

Потому и важен нам диалог состоявшийся между преодобным Максимом и епархом, по напряженности и драматизму, ничем не уступающий диалогу св. Василия Великого с таким же епархом:

Тогда говорит ему епарх: “Стоишь ли в общении со здешней церковью или не стоишь?”

Отметил преподобный: “Не стою в общении”.

И епарх: “Почему?”

Святой сказал: “Потому, что она отвергла соборы”.

Тот: “Если отвергла соборы, зачем же в диптихи эти соборы вносятся?”

И говорит святой: “Но какая польза в именах, когда догматы отвергнуты?”

Какая польза в именах, если догматы отвергнуты? Какое нам дело, назовется ли ересиарх патриархом, пентархом, верховным шаманом или генеральным контактером? Какое нам дело будут ли всенощную петь знаменным распевом или джазом? Какое тогда уже будет иметь значение, преподаются ли в семинарии 7 вселенских соборов, или же только 3, или же, как у латинян, больше десятка, если догматы ни одного из этих соборов не хранятся и каноны преступаются... Какая польза в именах? Только изменение сущности, только торжество Православия, а не только "чина", отречение от ереси, а не только от богослужебных нововведений и образа выражений, может востановить в Церкви отпадших...

Урок двенадцатый. "Камение, еже на пути, разметите" "Что же нам сделать, чтобы достичь с вами мира?", спрашивают многие из отпадших от Православия Святого в православие мирское, спрашивают кто притворно, а кто и искренне... Казалось бы все просто - давайте помиримся, забудем взаимные обиды, не будем другдруга попрекать, не будем далее предаваться словопрению, но вместе от единой чаши причастимся. Сделаем бывшее как бы не бывшим и заживем в мире и согласии. Одни хотят таким образом оказать нам милость, протянуть руку, другие напротив тем как бы домогаются проявления милосердия со стороны православных. Вошло в ход слово "икономия", которым, как универсальной отмычкой, собираются открывать все двери церковных разделений и устранять все противоречия...

Но что такое икономия? Значит ли это слово что-нибудь, имеет ли некий таинственный смысл, или же оно не боле чем разносимые ветром звуки, стремящиеся скрыть непринципиальность и безответственность говорящих? Икономия - это домостроительство, прежде всего - домостроителство нашего Спасения, совершаемое Господом. Господь нисходит к нам, в наш грешный и падший мир, что воздвигнуть нас к почести вышнего звания, он принимает на себя все человечество, кроме греха, и исцеляет его своим Богочеловеческим подвигом, Господь побеждает своей Любовию наш грех, своим Воскресением нашу смерть, своим Судом наше зловолие, посланием Божественного Духа - нашу тварность, причащая нас к нетварной жизни Пресвятой Троицы... Вот что такое Божественная икономия... Богочеловек не объявляяет наш грех "не бывшим", но исцеляет его, не поселяется в нашем грешном мире, но возносит приятое от пречистых кровей Тело на престол Божий, не себя соделывает грешником, но нас святыми.

Какова же может быть икономия церковная? Ее цель - та же, что и у икономии Христовой: приобщить человека к троической Жизни, сделать его одним из членов сообщества святых - Кафолической Церкви. Ради этого и требуется снисхождение, милостивый кенозис Церкви к отпадшему от Нее. Как далеко может он простираться? Сколь многое может принять? Все, кроме греха. Все, что, по слову преподобного Максима, касается какого бы то ни было предмета, разрушающегося и погибающего вместе с этим веком. Церковь может забыть любые обиды, любые оскорбления и нечестивые деяния людские, снизойти к любому человеческому страху и немощи - в тех пределах, в которых они являются последствием греха. Любое последствие греха человеческого может понести на себе Церковь и исцелить его Божией Благодатью. Все, кроме греха. Греху в Церкви места не было и нет. Церковь не может допустить грех внутрь себя - не может и не должна на себе нести предательство, ересь, бесчиние, пренебрежение канонами и заповедями. Все, что касается установлений Духа, должно быть соблюдено со всей точностью и тщательностью. Церквь всегда примет любого грешника кающегося, примет его не как раба и наемника, но как родного, любимого, хотя и блудного сына. Но она никогда не скажет, что греха не было. Никогда не "забудет" грех - отпустит, исцелит, уничтожит благодатью, но не забудет. Церковь готова принять людей, поодиночке и общинами, но никогда не примет греховных, еретических учреждений. Церковь готова будет разъяснять денно и нощно каждому все неясности своего учения, но никогда не смирится с чуждым догматом. Церковь может восполнить данной Ей благодатной властью Благодатью крещение того, кто полагал себя крещеным, будучи в еретическом сонмище, но никогда не скажет ему, что совершенное над ним там было истинным крещением. Церковь может принять " в сущем сане", опять же восполнив Благодатью, того, кто получил сан от еретической руки - ибо сие есть уврачевание последствий греха, но никогда не скажет, что поставление еретика было действительным и правильным, ибо это было бы принятием самого греха. Исцеление немощи, воскресение человека к жизни, дарование Духа - вот формула церковной икономии. Принятие греха, смешение со скверной, унижение Духа - вот формула "ложного единения", во всем икономии противоположного.

Церковь пинимает грешника, но отвергает грех, потому-то и не может состояться никакого единения с отступниками прежде, чем грех не будет вырван, покаяние не будет принесено, а скверна - очищена. Таков еще один урок преподобного Максима. Прежде устранения препятствий к общению в виде действующего и торжествующего греха никакого общения быть не может.

Пусть устранятся препятствия, - говорит преподобный, - положенные названными лицами вместе с самими положившими их, как сказал Бог: ,,и камение, еже на пути, разметите"”, — и прямым и торным, свободным от всякого терния еретического заблуждения путем Евангелия пусть пойдут,—тогда и я, найдя это, как было прежде, пойду без всякого увещевания человеческого. Но пока предстоятели Константинопольские величаются положенными препятствиями и теми, кто их положил, никакие рассуждения и меры не заставят меня быть в общении с ними”.

Каковы условия возвращения от ереси? По словам преподобного - это, 1). отречение от еретического учения, 2). анафематствование его начальников и 3). принятие всех прежде бывших соборов и анафем на еретиков.

Перве условие пояснять не нужно. Понятно, что без отречения от ереси, ее анафематствования, никакого мира быть не может. Подчеркнем только, что преподобный требует не простого отказа от провозглашения ереси, но и ее открытого анафематствования, а также прямого и недвусмысленного исповедания Православия. Лишь оградив себя анафемой от ереси и войдя в двери здравого исповедания, человек может говорит о себе как о православном.

“Анафема Оригену и догматам его и всякому единомышленнику его”. - Говорит преподобный, заподозренный в оригенизме, тем самым сразу отстраняя от себя подозрение.

Никогда не поверю, чтобы римляне вступили в общение со здешними, если эти не исповедуют, что Господь наш Иисус Христос и Бог, сообразно каждой природе, из которых Он состоит, в которых Он есть и которые суть Он, является по природе волящим и действующим ради нашего спасения - подчеркивает св. Максим, указывая на то, что раньше полного исповедания Православной веры обращающимися от ереси никакого соединения не может состоться.

Важно и второе условие - анафема всем упорствующим в нечестии и всем скончавшимся учителям зловерия. Условие это важное и обязательное, столь же обязательное, сколь и первое. И оно-то оказывается труднее всего преодолимым в любых "униональных" переговорах. Отрекаясь от идей, от слов, не хотят отрекаться от гробов, не хотят анафематствовать тех, кто начал ересь, учредил еретическое собщество, кто рукополагал его клириков и крестил его мирян. Не раз и не два было так, что еретики, соглашаясь притворно исповедоать православную веру, стремились устоять в ереси через сохранение общения с мертвыми ересиархами... Очевидно, что никакого общения с теми, у кого в церквах вместо анафемы разорителям церковного строения поется вечная память, а то и "Моли Бога о нас", нет и быть не может. Вступить в общение с теми, у кого в диптихах числятся, скажем, Сергий Страгородский или Афинагор Спиру - было бы равносильно причащению с самими этими ересеначальниками. Установление общения с кем-либо, без разрыва им общения с анафематствованным - живым или мертвым, - равносильно попаданию под свою анафему. Поэтому, доколе имена анафематствованных Церковью возглашаются в диптихах, никакого общения нет и быть не может.

Я же без этого не вступлю в общение, - говорит наш преподобный учитель, - пока подверженные анафеме лица упоминаются за святым возношением, ибо боюсь осуждения анафемы.

Особое значение имеет третье условие восстановления общения, выдвигаемое святым Максимом. Относительно этого условия нет часто согласия и среди тех, кто отвергает современные ереси - сергианство, экуменизм, обновленчество... Некоторые считают, что общение с теми церквами, которые отстанут от этих ересей, может быть установлено на условии созыва некоего собора, наподобие вселенского, который и анафематствует окончательно ересь и утвердит Православие. Любят искушать православных такой возможностью и еретики - не в силах возобладать над ними, они хотели бы хотя бы воссесть рядом с православными и уничтожить ересь "на равных правах", все же, что было сделано против ереси до того, объявить как бы не бывшим, оправдав тем самым свое прошлое и уничижив деяния православных.

Преподобный авва не допускает такой возможности. С момента первого соборного решения против еретиков их осуждение уже состоялось, с момента первой православной анафемы на христоборцев они уже отсечены от тела церковного. Для соединения с Православием нужно не новое соборное постановление, а принятие прежде бывших. Преподобный не требовал Вселенского Собора для осуждения ереси монофелитов и не воздерживался от общения с ними "условно", "до Вселенского собора", но считал достаточным и исчерпанным осуждение, свершившееся в Риме. Примите осудившие ересь соборы - и препятствий общению не будет, такова мысль святого Максима.

Пусть примут осуждение их, соборно в Риме утвержденное посредством благочестивых догматов и канонов,— и тогда разрушится средостение, и не надо будет убеждать нас.

Не преступное равнодушие, не мнимая "икономия", но икономия подлинная, церковная, заключающаяся в принятии обращающимся всех церковных установлений и в помощи ему со стороны Церкви в этом принятии - такова, на взгляд преп. Максима единственная возможная основа для восстановления общения с отступившими... Таков его последний нам урок. Таково его святое учение. Учение, запечатленное его славной мученической кончиной. Даже услав святого на край вселенной, еретики не смогли застаить его замолчать, даже оклеветав его, как только было возможно, они не устранили его духовного притяжения. И тогда того, кто считал, что молчанием предается Бог, решили заставить молчать насильно - ему отсекли тот язык, который своими сладкозвучными и исполненными Духа речениями услаждал верных, ему отсекли и руку, начертавшую во славу Христа множество сочинений, наполнивших мир его великой мудростью и неизреченным глубокомыслием... Но и искалеченный и измученный преподобный не молчал, одной своей жизнью, одним биением своего сердца свидетельствовал о Православии. И тогда, когда сердце его остановилось и переселился он в обитель вожделенного им Христа - дело его здесь на земле восторжествовало, сокрушив средостения ереси, воздвигнутые между народом Божиим и небом...

И сегодня во всех концах вселенной повторяются православными христианами его уроки, и сегодня в ответ искусителям мы повторяем слова преподобного Максима, паче же обитавшего в нем незримо Господа Иисуса Христа. "Каждый святой - вновь скажем словами преподобного Иустина, - это воспроизведенный Христос". Каждый святой говорит нам словами св. апостола Павла: Будьте подражателями мне, как я - Христу (1 Кор. 11, 1). От святых должно поучаться нам вере Христовой, словам Христовым, деам Христовым и по ним поступать, не сомневаясь в том, что каждого святого нужно принять как Самого Господа. Потому и мы, соревнуя преподобному Максиму в деле защиты Святого Православия, ни на секунду не усомнимся, что соревнуем Самому Начальнику Святости - Христу. Только так, повторяя слова святых и подражая их делам, достигнем мы того блаженного Царства, где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос(Кол. 3, 11).