Митрополит Антоний (Храповицкий)
СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ
Опыт истолкования

В каком смысле Господь называл Себя Сыном Человеческим? Богословы много потрудились над этим вопросом, много книг по нему написали, но самый вопрос оставили открытым и до сего дня. Одни старались истолковать это выражение в смысле противомонофизитском, другие, напротив, — в смысле противоарианском, разумея в нем указание то на человеческую, то на божественную природу Христа, то на обе вместе. Не малочислен ряд иных попыток найти в этом выражении указание на существеннейшую цель пришествия Господня, и с такой точки зрения слово Сын Человеческий изъясняли то в смысле Искупителя, то в смысле Пастыря или Учителя, или вообще Мессии.

Однако все эти толкования оказались настолько неубедительны и неудачны, что известный покойный профессор Петербургской Духовной Академии В. В. Болотов составил целый реферат, в котором, опровергнув все толкования, пришел к тому выводу, что в науке нет удовлетворительного истолкования этого имени Христова, а потому и надлежит признать последнее чуждым всякого определенного содержания, а просто условным речением, заменяющим собой местоимение первого лица.

Но думать, что отсутствие какой-либо идеи в науке доказывает ее отсутствие в действительности, весьма ошибочно. Согласиться с этим не могут ни почитатели современной науки, ибо таковым положением отрицается научный прогресс, ни тем менее отрицатели современного школьного богословия, потому что перечисленные попытки суть произведение школы, а не святоотеческого созерцания. И, действительно, вывод В. В. Болотова весьма ясно опровергается Евангелием, из которого мы приведем сейчас несколько изречений, свидетельствующих о том, что Господь Спаситель не только Сам соединял разбираемое наименование с определенным содержанием, но и полагал последнее известным народу, по крайней мере некоторым в некоторой степени. “Кого Мя глаголют человецы быти, Сына Человеческого суща?” (Мф. 16, 13). Ясно, что Он желал слышать от людей вывода от чего-то известного к неизвестному: “Что Я — Сын Человеческий, это все знают; кем же они считают Сына Человеческого?” Ответ: “Одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию” и пр. Отсюда ясно, что не только Господь и Апостолы, но и все иудеи обобщали известные признаки под понятием “Сына Человеческого”, но расходились во мнении о том, кто именно из высших праведников или посланников должен их воплотить в себе. Такой именно вопрос с большим недоумением задавали Спасителю враждебные иудеи в конце Его земной жизни, когда уже всем было ясно, что Он исповедует Себя обещанным Мессией или Христом. Вдруг Он говорит им о предстоящем Ему распятии. Этого они никак не могли принять. “Мы слышали от закона, что Христос пребывает во век; как же Ты говоришь, что должно вознесену быть Сыну Человеческому? Кто этот Сын Человеческий” (Ин. 12, 34)? Если Ты, Сын Человеческий — Христос, то не можешь умереть, если же Ты говоришь, что будешь умерщвлен и являешь нам Себя как Сына Человеческого, то кто Ты, явившийся нам, как Сын Человеческий? Мы думали, что Сыном Человеческим окажется Христос — Мессия, а теперь видим в Тебе Сына Человеческого, но не может признать Тебя Христом, если Ты будешь умерщвлен.

Нижеследующее изречение Господа содержит еще более ясное указание на то, что словами “Сын Человеческий” Господь не просто заменял местоимение первого лица, а полагал в них особое определенное содержание. “Как Отец имеет жизнь в Самом Себе, так и Сыну дал иметь жизнь в Самом Себе. И дал Ему власть производить и суд, потому что Он есть Сын Человеческий” (Ин. 5, 26, 27).

Это изречение окончательно требует от библейского богословия дать ответ на предложенный вопрос: что же разумел Господь под словом “Сын Человеческий”?

Затруднительные для понимания слова и выражения Нового Завета должно объяснять по Ветхому, как делал Св. Иоанн Златоуст и прочие церковные толкователи, и от чего почти вовсе отклонили науку протестанты. Впрочем, в данном случае не оставлен без внимания и Ветхий Завет, но без успеха. При рассмотрении весьма многочисленных ветхозаветных изречений со словами “Сын Человеческий” современная наука допускает обычную ошибку. Она старается непременно во всех их найти одну и ту же мысль и притом старается отыскать ее по численному большинству изречений с известным смыслом. Между тем несомненно, что в Библии это выражение имеет несколько смыслов — простой и производные, как и другие выражения, например, Царствие Божие, Царствие Небесное, вера, спасение, закон и прочее, и прочее, что редко усматривается схоластической наукой.

Итак, нас мало должны теперь занимать большинство ветхозаветных изречений, в которых Сын Человеческий означает человека вообще, человека по преимуществу, человека в отличие от животных и от ангелов, наконец — просто человека в отличие от вельможи царя и пр. Необходимо, впрочем, отметить то обстоятельство, что выражение какого-либо понятия или свойства прибавлением сын или дщерь (сынове царствия — Мф. 8, 12; 13, 38; сыны геенны — 23, 15; сыны громовы — Мк. 3, 17; сыны мира — Лк. 10, 6; сыны воскресения — 20, 36; сыны света — Ин. 12, 36; сыны погибели — 17, 12; сыны противления — Еф. 2, 2; 5, 6. Кол. 3, 6 и др., дщерь Сиона, дщерь Израилева, вм. Сио, Израиль — Мф. 21, 5. Ин. 12, 15, также в Ветхом Завете) обозначает особенно глубокое усвоение этого свойства, как бы полное проникновение им. В частности, выражение “Сын Человеческий” в большинстве мест обозначает человечность по преимуществу. Какие именно свойства человечности отмечал в себе, например, пророк Иезекииль, постоянно именовавший так себя, это сказать не легко: разумел ли он здесь ничтожество своей природы в противоположность всесовершенному Богу, с ним говорившему, или иногда свою праведность, свое выполнение истинного предназначения человеческого в противовес обличаемым священникам и всему народу, или наконец — в том же противопоставлении — нежелание присваивать себе каких-либо иных прав (хотя он и был священник) кроме прав истинного человека; но, во всяком случае, нам думается, что богословы напрасно уделяют свое главное внимание книге Иезекииля, желая разъяснить наименование Христа-Спасителя. Иезекииль говорил о себе, а есть в Ветхом Завете место, где Сыном Человеческим называется прямо будущий Мессия, не простой человек, а некто Божественный, и несомненно, что это именно место, это видение пророка Даниила Сам Спаситель неоднократно применял к Себе. В нем-то и заключается разгадка занимающего нас вопроса. Место это хорошо известно всем, изучавшим Священное Писание или Догматическое Богословие. Пророк Даниил видел различных чудовищных животных, воцарявшихся над землей и над “народом святых”, и говоривших высокомерно против Бога. Однако власть их была непродолжительна. “Видел я наконец, что поставлены были престолы и воссел Ветхий днями, одеяние на Нем было бело, как снег и волосы главы Его, как чистая волна... Судьи сели и раскрыли книги...” Звери были лишены власти и казнены огнем, кто же взамен их кратковременного владычества получает вечную власть? “Видел я в ночных видениях, вот с облаками небесными шел как бы Сын Человеческий, дошел до Ветхого днями (и даже до Ветхаго денми дойде), и подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится” (Дан. 7).

Читатели Нового Завета едва ли могут усомниться в том, что именно на это видение ссылался Господь, именуя Себя Сыном Человеческим в нескольких изречениях. Иудеи единодушно видели в словах Даниила указание на Мессию, Которого они мыслили, как судью всех народов, восстановляющего царство Израилево и подчиняющего ему все племена земные. С этим вопросом обращается к Нему Никодим: Ты ли Тот, Кто должен придти согласно пророчествам? Господь не отрицает этого, но, во-первых, указывает на то, что Он не есть просто возвеличенный человек, как иудеи понимали пророчество Даниила, но умаливший Себя Бог, а во-вторых, что Он не является вопреки их ожиданиям (основанным на неправильном разумении того же пророчества), как судья, или если является таковым, то в совершенно ином, чисто моральном смысле. Только при такой безмолвной ссылке собеседников на пророчество, становится понятной последовательность беседы. Да, Я Тот, Который дойдет до Ветхого денми, но знай, что “никтоже взыде на небо, токмо сшедый с небесе, Сын Человеческий, сый на небеси... Не посла бо Бог Сына Своего в мир, да судит мирови...” (Ин. 3).

Еще яснее близость следующих Христовых слов к видению Даниила: “Егда сядет Сын Человеческий на престоле славы, сядете и вы на двоюнадесяте престолу, судяще обеманадесяте коленома израилевыма” (Мф. 19, 28). Сюда же относятся слова ап. Павла: “Разве вы не знаете, что святые будут судить мир” (2 Кор. 6, 2).

Но особенно ясное и уже совершенно несомненное сближение Своей личности с пророчеством Даниила мы находим в ответе Господа Каиафе на вопрос “ты ли Христос, Сын Благословенного? Иисус сказал: Я, и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных” (Мк. 14, 62; Мф. 26, 64). Приведением пророчества Господь отклонял от Себя обвинение в богохульстве — что Он, будучи человеком, делает Себя Богом (Ин. 10, 23). Это особенно ясно по Евангелию от Лики. “И сказали: Ты ли Христос, скажи нам. Он сказал им: если скажу вам, вы не поверите, если же спрошу вас, не будете отвечать Мне и не отпустите Меня”. Очевидно, Господь хотел их спросить по видению Даниила (как прежде спрашивал по Пс. 109), кто есть тот Сын Человеческий, который был уравнен Ветхому денми, — ибо далее Он приводит это видение: “Отныне Сын Человеческий воссядет одесную силы Божией”. Это была цитата, но чтобы обвинить Христа в богохульстве, нужно было добиться, относит ли Он ее к Себе. “И сказали все: итак Ты Сын Божий? Он отвечал им: вы говорите, что Я” (Лк. 22,70).

Апостолы жили упованием увидеть своими глазами осуществление пророчества Даниила на Христе, и сего удостоились: Стефан, первый Его исповедник, и Иоанн, переживший всех прочих. “Вот я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога” (Деян. 7, 56). Апостолы никогда не называли Христа Сыном Человеческим, судя по Деяниям и Посланиям, но здесь Стефан выразился так, ибо вспомнил предсказание Даниила и Самого Христа. Тоже и в Апокалипсисе, опять единственные два места, где Господь именуется Сыном Человеческим, и опять применительно к видению Даниила: “И вот светлое облако, и на облаке сидит подобный Сыну Человеческому” и пр. (14, 14). Видение Даниила так ясно воспроизводилось в истории Нового Завета, что Господь для показания Своего единосущия со Отцом открывал Себя в видениях с теми же свойствами, с какими тогда явился пророку Бог Отец, то есть в белых, как снег, одеждах, как в Преображении, или с белыми, как волна, волосами, с огненным подножием, как в первом видении Апокалипсиса (1, 13), и хотя не именуется прямо Ветхим денми, но равнозначущими именами: “Альфа и Омега, начало и конец...” (Откр. 1, 8). “Я есмь первый и последний, — говорит далее явившийся Сын Человеческий, — и живый: и был мертв, и се жив во веки веков. Аминь” (1, 18).

Итак, мы выяснили, что наименование Себя Сыном Человеческим Господь основывает на видении Даниила, и на это-то видение ссылается Он в сомом торжественном, предсмертном исповедании Себя Мессией и Сыном Божиим, за каковое исповедание Он и принял вольную и спасительную страсть и погребение.

Однако этим разъяснением мы только подошли к ответу на вопрос нашей статьи, а не разрешили его. Нам надлежит теперь дознать, каков был смысл видения Даниилова? на какие свойства Мессии предуказал пророк, наименовав его Сыном Человеческим?

Богословы усматривают в этом видении указание на Божеское достоинство Мессии; и они правы, но этим объяснение не только не исчерпывается, но не указывается даже главная его мысль. Чтобы понимать Святую Библию, никогда не надо ограничиваться определением метафизических и исторических свойств лиц и явлений, ибо таковая их сторона есть первостепенная с аристотелевской и со схоластической точки зрения, а не с библейской. Она не отсутствует и в последней, но не занимает в ней главного места, которое, по большей части принадлежит точке зрения телеологической. Впрочем, касательно этого методологического предмета предлагаю читать трактат свт. Иоанна Златоуста: о пророчествах, а мы перейдем к прямому изъяснению Данииловых видений.

Всякий читатель книги пр. Даниила не затруднится истолкованием этого видения, ибо оно истолковано самим пророком. Царства зверей суть царства языческие, а царство Сына Человеческого есть царство Святых, то есть Христова Церковь, а по иудейскому толкованию — царство еврейское. Этим и заканчиваются современные толкования видения, но это только предисловие, а не самое толкование. Нужно дать ответь, почему языческие царства изображены под видом зверей, а царство Божие под видом Сына Человеческого. Выяснить это следует в связи с изложением того, как Бог учил избранный народ об его призвании и как это уразумели избранники Божии.

Библеисты изъясняют это призвание с точки зрения мессианской, и это верно конечно, но весьма не полно. Мессианское учение было преподано весьма прикровенно, вполне ясно было открыто патриархом и законодателю нравственное назначение народа иудейского среди беззаконных язычников. “Господь явился Аврааму и сказал ему: Я Бог всемогущий: ходи предо мною и будь непорочен; и поставлю завет Мой между Мною и тобою” и так далее (Быт. 17; 1).Цель этого завета Господь еще яснее определил в другом видении, когда открыл ему предстоящую казнь Содома за его разврат и жестокость. “От Авраама точно произойдет народ великий и сильный, и благословятся в нем все народы земли. Ибо Я избрал его для того, чтобы он заповедал сынам своим и дому своему после себя ходить путем Господним, творя правду и суд” (18, 18–19).

Установив союз с народом израильским для того, чтобы он творил правду и суд, Господь воспрещает ему дружиться с народами беззаконными, чтобы они не ввели в грех наследия Его (Исх. 23, 32–33), чтобы не научили его своему блудодейству (Исх. 34, 13–16); преподавая заповеди целомудрия Своему народу, Господь прибавляет: “Не оскверняйте себя ничем этим; ибо всем этим сквернили себя народу, которых Я прогоню от вас. И осквернилась земля, и Я воззрел на беззаконие ее, и свергнула с себя земля живущих на ней...” (Лев. 18, 24–30).

Но Израиль не соблюл завета с Богом, и земля Божия свергла и его согласно грозному предостережению Господню, и вот он в рабстве у беззаконных язычников одумался и вновь одушевился упованием на то, что Господь исполнит Свои обетования Аврааму, Исааку, Иакову и Моисею. Живя среди язычников, как народ святых, он всё больше познавал свое бесконечное превосходство над этими служителями гнусных страстей, но в то же время не мог не видеть, что ему приходится быть не во главе исторической жизни, а в хвосте ее, как предсказано было Господом. Огромные государства, равно чуждые нравственного содержания и Божественной мудрости, то укрепляются, то разрушают друг друга, и вот, если малый Израиль даже и получил свободу от Навуходоносора или Кира и Дария, то чего ожидать ему в дальнейшей судьбе своей? Если борющиеся царства, эти вытесняющие друг друга разнородные культуры, будут перебрасывать его, как мяч, друг под друга, то надеяться на возвращение своего величия ему нет никаких оснований: в чем же выразится его всемирное предназначение, и как исполнится слово Божие о том, что в нем благословятся все народы земные? Это-то недоумение и разрешает видение Даниила, ему же посвящены и прочие позднейшие пророчества Аггея, Захарии, Малахии, III Ездры и позднейшие апокрифы эсхатологического содержания. Даниил и прочие пророки убеждают Израиля в том, что его предназначение не политическое, не мирское, а нравственное. Блестящие и грозные царства устрашают его подобно страшным отвратительным чудовищам, но власть их недолговременна и слава их тщетная: Господь видит их неправду и скоро предаст их уничтожению. Напротив, скромное и незаметное дело, которое совершается в Израиле, имеет всемирное и вечное предназначение. Те чудовищные царства величаются силою и богатством и говорят высокомерно; Израиль, народ святых, может похвалиться только тем, что воспитывает истинного человека, сына человеческого. Насколько человек слабее медведя, барса и всякого чудовищного страшилища (Дан. 7. 7), настолько же он ценнее и прекраснее их. Таково же отношение народа святых к народам, его попирающим. И Вседержитель знает это. Он готовит скорую казнь страшным царствам язычников, а Сын Человеческий, выражающий собою предназначение народа, соблюдающего истинный закон, дойдет до Ветхого денми и воцарится над всею вселенной.

Увидев это необычайное возвышение смиренного Сына Человеческого над страшными зверями, пророк спросил о его значении и получил ответ: “Эти большие звери, которых четыре, означают, что четыре царя восстанут от земли. Потом примут царство святые Всевышнего и будут владеть царством во век и во веки веков” (7, 17–18 и дальше стихи 26–27). Итак, Сын Человеческий, получивший честь, равную с Богом, выражает Собою начало той святости, которым народ святых отличается от высокомерных и звероподобных языческих народов.

Когда пришел на землю Господь, то общее настроение народа было то же самое, как и во время Даниила. Высоко ценя свое духовное превосходство над нечестивыми язычниками, постоянно памятуя свое исключительное избранничество, евреи не могли мириться с несением языческого ига. Их нетерпеливое ожидание избавления теперь сосредоточилось в весьма определенном образе Избавителя-Мессии, Который прогонит и победит римлян и, воцарившись в Сионе, произведет суд над народами, предсказанный Даниилом. Об этом суде Господь и говорит с Никодимом, а воцарить его хотел весь народ после чуда насыщения его пятью хлебами.

Нужно ли говорить о том, что Господь всего менее желал такого понимания Своего посланничества, такого понимания Данииловых видений? Сын Человеческий, о Котором говорит пророк, это подлинно Он, сошедший с неба, но Он пришел не для внешнего покорения народов, не для карающего суда над царями и царствами, а для введения народа святых в обетование вечного, неземного царства (не так, как Моисей и Авраам, которые все умерли), для духовного суда — обличительного, а не карающего; его последователи не должны ожидать земной славы, — Сын Человеческий не имеет где и главу приклонить. Придет в свое время и видимая Слава Сына Человеческого, но уже не для этой, а для будущей жизни, описывая которую, Господь постоянно именует Себя Сыном Человеческим (Мф. 10, 23; 13, 41; 16, 27; 19, 28; 24, 30, 37, 39; 24, 44; 25, 13 — также и в прочих Евангелиях).

Так Сын Человеческий войдет в Свою славу в жизни грядущей, а в этой жизни Он есть не один из завоевателей-царей, которых предвидел Даниил в образе чудовищных зверей, но именно Сын Человеческий, истинный человек, каким должен быть весь народ святых. Как подвигоположник народа святых, Он, именуя Себя Сыном Человеческим, Которого видел Дании, увещевает тем и всех израильтян отказаться от свойственной язычниками жажды земной славы и царствования, но последовать ему в том, для чего Бог заключил завет с Авраамом: творить правду и суд. Итак взамен ожидаемого величия земного, Господь говорит истинному Израилю: “Блажени будете, егда возненавидят вас человецы и разлучат вы и поносят и пронесут имя ваше, яко зло Сына Человеческого ради” (Лк. 6, 22).

Соединяя всё сказанное, утверждаем, что Господь называет Себя Сыном Человеческим, как выразителя и проповедника истинной человечности, то есть личной святости, в противовес тем условным, политическим чаяниям, которые возлагались на Него современниками. Он избрал для сей цели название Сына Человеческого потому, что с таким содержанием оно было приведено в видении Даниила. Сын Человеческий, явив в себе истинного, святого человека, является начальником духовного царства святых, которое будет, согласно пророку, вечным в жизни грядущей, но в жизни настоящей совершенно противоположным всякому языческому царству и совершенно иным, чем ожидали его видеть сами иудеи.