Редакция Православного
альманаха
«Романитас»
Данный текст, являющийся собранием воззрений
о.Серафима Роуза на псевдоцерковную
общность Московского Патриархата, публикуется редакцией нашего альманаха ввиду
того прискорбного обстоятельства, что ныне, после вероучительного
выступления Епископа Григория Денверского, викария
РПАЦ в США, фактически обвинившего о.Серафима в пристрастии к «мировому православию»
и «ереси киприанизма», из кладезей духовного
наследия РПАЦ вполне может начаться изгнание трудов наиболее чтимых в ней
ранее подвижников благочестия. Возможно, это произойдет не сразу, однако зримые формы прискорбных заявлений столь высокого
уровня весьма впечатляют. Святитель Иоанн Максимович, широко почитаемый
в РПАЦ, в гораздо более мягкой форме относился к псевдоцерковной
общности РПЦ МП, нежели чем о.Серафим, посвятивший
борьбе с данным еретическим сообществом немало дней своей жизни, и посему
вполне возможно предположить, что для идущих сим пагубным курсом отказа от
наиболее значимых фигур духовного наследия Зарубежной Церкви, он будет следующим.
Исключительно по этим соображениям мы решились на публикацию работы, показывающей,
насколько же о.Серафим Роуз был в действительности далек от «мирового православия» в целом и как
не правы его радикальные «обвинители». Редакция нашего альманаха не во всем
согласна с переводчиком и составителем данного собрания, однако в целом
находит данный текст весьма позитивным.
«Романитас»
ОТЕЦ СЕРАФИМ (РОУЗ) О СЕРГИАНСТВЕ
В наше время, когда юрисдикционные и экклезиологические проблемы выходят из области отвлеченного богословия и ставят каждого православного человека и, в особенности, клирика перед необходимостью личного выбора, становится невозможным, на наш взгляд, оставаться в стороне от них, сохраняя притом мир с собственной совестью. Каждый должен, какое бы он не определял для себя место в нынешней сложной церковной ситуации, делать свой выбор сознательно, определив, по крайней мере, для себя самого, причины его и следствия.
И в этом процессе осознания
и определения своей церковной позиции весьма важно выработать для себя четкое
понимание феномена, называемого "сергианством",
и сознательное к нему отношение.
Требование, выдвинутое в
1990 году Синодом Русской Православной Церкви Заграницей, в связи с принятием в
свою юрисдикцию российских приходов, о принесении покаяния в "ереси сергианства" вызвало у многих недоумение: ведь сергианство представлялось большинству из нас явлением хоть
и отвратительным, но все-таки чисто политическим, не затрагивающим область
догматики. И, стало быть, и не столь страшным, как ересь. Надо сказать, что и в
самой Зарубежной Церкви слово "ересь" применялось по отношению к сергианству не в строгом смысле, определяя скорее
эмоциональное отношение к нему, чем сущность явления.
Ныне же, с падением
коммунистического режима уяснить эту сущность стало особенно важно. Ведь если сергианство - явление политическое, то, стало быть, с
изменением политической обстановки оно утрачивает для нас свое значение и
представляет чисто исторический интерес. В Московской Патриархии так многие и
считают, что да, был де Митрополит Сергий (Страгородский)
не прав, но нынче времена другие, и мы с коммунистами не сотрудничаем. Если же
речь идет о нарушении догматическом и необходимо с ним связанным существенным
повреждением всего строя внутренней духовной жизни церковного организма - то
наше отрицание сергианства должно, несомненно, быть
более решительным. Необходимо тогда усмотреть в чем именно проявилось
отклонение от Православия, сформулировать для себя православное решение спорных
вопросов и, главное, отойти от церковного общения с придерживающимися
заблуждения.
Зная авторитет, которым
заслуженно пользуется у Российского читателя писания иеромонаха Серафима (Роуза), авторитет основанный на
способности философского ума автора проникать глубоко в сущность
рассматриваемого явления, мы посчитали нелишним предложить вниманию благочестивцев суждения приснопамятного батюшки по данному
предмету, извлеченные из составленной им книги "Святые Российских
катакомб".[1]
Хотя на книге и стоит имя
И.М.Андреева, но непосредственно сему автору принадлежащие страницы являются
лишь частью, хотя и значительной (62 страницы из 600 с лишним) составленного
отцом Серафимом из статей и документов разных лиц и лет, большей частью
переведенных им с русского языка и тематически объединенных. Почти каждой
статье этой книги отец Серафим предпослал свои собственные переводческие
заметки и комментарии, а некоторые и составил сам, используя разные источники. Кроме того, в книгу вошли написанные им большое
"Введение" и биография И.М.Андреева.
Из всего этого мы и извлекли
мысли отца Серафима о сергианстве, изложенные его
собственными словами и иногда цитатами из других авторов, помещенными в его
заметках. Из основных же текстов их статей мы не приводим здесь ничего.
Таким образом, получившийся
текст не является цельной статьей отца Серафима; однако, как читатель сможет
убедиться сам, прочитав его, он с достаточной ясностью выражает его позицию по
рассматриваемому вопросу.
Итак, что же такое - "сергианство", и как оно соотносится с Православием?
Введение
"16/29 июля 1927 года
Митрополит Нижегородский Сергий, тогдашний Заместитель Местоблюстителя
Патриаршего Престола, издал свою бесславную "Декларацию" лояльности
Русской Православной Церкви Советскому правительству и солидарности с его
"радостями" и "печалями". Сей документ
был опубликован в оффициальной советской
газете "Известия" 6/19 августа того же года, и стал очевидной причиной
фундаментального разделения, случившегося затем в Русской Церкви и
продолжающегося доныне. По словам историка Церкви этого периода (сам он "сергианин"), год "Декларации" был
"поворотным моментом. До сих пор вся церковная жизнь протекает под знаком
этого года" (А.Краснов-Левитин, "Воспоминания", YMCA-Press, 1977,
стр.91).
Это не просто разделение
между двумя вполне независимыми церковными организациями (хотя и это тоже); что
более существенно, это разделение между двумя совершенно различными взглядами
на то, чем является Христова Церковь, и как она должна действовать в сем
грешном мире, руководя своих чад к берегам вечной безгрешной
жизни в Царстве Небесном.
Согласно одному из этих
взглядов, которого придерживается современная Московская Патриархия, и которому
вполне соответствует именование "сергианства",
Церковь представляется прежде всего, как организация, внешние формы которой
должны быть сохранены во что бы то ни стало. Непослушание сей организации или
отделение от нее рассматривается как "раскол" и даже
"сектантство". Апологеты сергианства в
России и заграницей постоянно подчеркивают, что политика Митрополита Сергия
"сохранила" иерархию, церковную организацию, богослужение,
возможность участия в таинствах, и что это есть главное дело Церкви или даже
весь смысл ее существования. Такие апологии, будучи плодом общего упадка
церковного сознания в наше время, суть сами по себе
симптомы экклезиологической болезни сергианства, отторжения от духовных корней Православного
Христианства и подмены живого и целостного Православия внешними и "каноническими"
формами. Такое мышление - возможно главная причина распространения
протестантских сект в сегодняшней России; простой видимости преобладания
духовных интересов (хотя бы и лишенных истинного христианского содержания) достаточно
чтобы преодолеть привязанность к внешним формам у миллионов Русских,
полагающих, что сергианская церковь (поскольку только
ее и видят) и есть Православие.
Согласно другому взгляду,
взгляду Истинно-Православной или Катакомбной Российской Церкви, главной
обязанностью Православной Церкви представляется верность Христу и истинному духу
Православия, ценой любых внешних потерь. Это вовсе не означает
отрицание внешних форм: мы знаем, что Катакомбная Церковь сохранила богослужение и иерархию вплоть до наших дней. Ценой верности
Катакомбной Церкви истинному Православию явилась потеря непосредственного
влияния на массы Русских людей, многие из которых даже не знают о ее
существовании и большинству которых неоткуда узнать, где или как войти в
контакт с ее членами. Но потеря внешнего влияния уравновешивается нравственным
и духовным авторитетом, который не может быть оценен по достоинству теми, кто
судит об этих вещах наружно, но который станет очевидным, когда свобода
вернется в Россию.
Мышление Катакомбной Церкви
в СССР лучше всего выражено в словах ее членов. Вот как И.М.Андреев, активный
участник церковных событий 1927 года и последующих лет, описывает формирование
Катакомбной Церкви в те годы.
"Согласно
свидетельству близкого друга Патриарха Тихона, профессора и доктора медицины М.А.Жижиленко (бывшего главного врача Таганской тюрьмы в
Москве), Патриарх незадолго до своей смерти, убедившись с великим страхом, что
предел "политических" требований советской власти может выйти за
границы верности Церкви и Христу, высказал мысль, что возможно единственным
способом для Православной Русской Церкви сохранить верность Христу, будет в
ближайшем будущем уйти в катакомбы. Посему Патриарх Тихон благословил проф.Жижиленко принять тайное
монашество, и затем, в ближайшем будущем, в случае если ведущие иерархи Церкви
предадут Христа и уступят советской власти духовную свободу Церкви, стать
тайным епископом.
…В 1927 году, когда
митрополит Сергий издал свою "Декларацию", после которой произошел
церковный раскол, проф.Жижиленко
исполнил волю Патриарха Тихона и стал первым катакомбным епископом, Максимом
Серпуховским.
…После
раскола 1927 года последователи Митрополита Сергия, принявшие его
"Декларацию" стали называться "сергианами",
а те, кто остались верны Православной Церкви, не приняли "Декларацию"
и отделились от Митрополита Сергия, начали называться "иосифлянами"
(по имени Священномученика Иосифа (Петровых),
Митрополита Петроградского. Это последнее название,
данное "сергианами", не определяет ни по
существу, ни формально позицию тех, кто протестовал. Отдельно от Митрополита
Иосифа другие наиболее выдающиеся иерархи вместе со своими паствами отошли от
общения с Митрополитом Сергием. Духовно-нравственный авторитет тех, кто
протестовал и отделился, был так высок, а их качественное превосходство столь
очевидным, что для будущего историка Церкви здесь не может быть никакого
сомнения в правильности позиции оппонентов Митрополита Сергия. Последних
правильнее было бы называть верными "Тихоновцами".
А деятельность Митрополита Сергия и иже с ним должно охарактеризовать как ново-обновленческий
раскол.
…Все, кто протестовал против
"Декларации" Митрополита Сергия, были арестованы советской властью
как "контрреволюционеры": они были расстреляны или отправлены в
концлагеря и ссылки. На допросах ликующие следователи-чекисты с сарказмом и злорадством доказывали "строгую каноничность"
Митрополита Сергия и его "Декларации", которая "не изменяет ни
канонов, ни догматов". Массовые казни, гонения и пытки, обрушившиеся на верных Христовой Церкви, описать невозможно.
…Для Истинной Православной
Церкви не осталось иного выхода, как уйти в катакомбы.
…Духовным отцом, породившим
саму идею Катакомбной Церкви, был Патриарх Тихон. В первые годы своего
существования Катакомбная Церковь не имела ни организации, ни управления, была
рассеяна физически и географически, и объединялась лишь именем Местоблюстителя
Патриаршего Престола Митрополита Петра (Полянского). Первый катакомбный епископ
Максим был арестован в 1928 году и сослан в Соловки; в 1930 году он был отправлен
из лагеря в Москву и расстрелян.
…Начиная с 1928 года в соловецком и свирском лагерях, в
"Белбалтлаге" и во многих лагерях Сибири
совершалось много тайных хиротоний. (В Соловках, где я был, их совершали
епископы Максим, Виктор, Иларион и Нектарий).
…После смерти Митрополитов
Петра и Кирилла (оба скончались в ссылке в 1936 году),[2]
духовной и административной главой Катакомбной Церкви, которая к тому времени
получила некоторую степень организации, стал Митрополит Иосиф (Петровых) (хотя
он и был в ссылке).
…В конце 1938 года, именно
за возглавление тайной Катакомбной Церкви, Митрополит
Иосиф был казнен.
…После его смерти
Катакомбная Церковь стала уже более строго держать в тайне имена и места
расположения своих духовных вождей.
…Не бо
врагом Твоим тайну повем -
с таким девизом появлялась время от времени "краткая информация о жизни
этой тайной Церкви" (I.M.Andreev; Brief Review of the History of Russian Church from the Revolution to our Days. Jordanville, 1951, стр. 70-72).
Существует масса
документальных материалов, отражающих сей ранний период истории Катакомбной
Церкви, как в письмах епископов и иных отделившихся от Митрополита Сергия лиц,
так и в воспоминаниях и других рассказах отдельных членов Катакомбной Церкви,
сумевших вырваться из Советского Союза во время Второй
Мiровой Войны.
Накануне войны преследования
религии в Советском Союзе достигли своей наивысшей точки, когда даже "сергианская" церковная организация была недалека от
ликвидации, а Катакомбная Церковь совершенно ушла из поля зрения. Лишь немногим
из самых выдающихся коллаборантов с Советами, таким
как сам Митрополит Сергий, удалось избежать тюрьмы или
ссылки, факт, побудивший тридцать лет спустя Бориса Талантова
сказать, что "Митрополит Сергий своим приспособленчеством и ложью не спас
никого и ничего, кроме свой собственной персоны".
Когда
Сталин, чтобы использовать в своих целях патриотические и религиозные чувства
русского народа в войне против немцев, открыл некоторое количество прежде
закрытых церквей и разрешил избрание "патриарха" в 1943 году, начался
новый период в церковно-государственных отношениях, когда Московская Патриархия
стала действительно "государственной церковью" Советского
правительства, распространяя по всему мiру коммунистическую пропаганду
во имя религии и категорически отрицая какие-либо гонения на религию в Советском Союзе.
Само существование Катакомбной Православной Церкви, противостоящей этой
политике, конечно же, имело для нее губительные последствия, особенно если
становилось широко известным заграницей. Все группы Катакомбных Православных
безжалостно искоренялись советскими властями, когда их обнаруживали, а их члены
получали большие тюремные сроки. Большинство скудной информации о сем периоде
истории Катакомбной Церкви в России мы черпаем из советской прессы; но почти
ничего не известно об организации и возглавлении
Катакомбной Церкви в это время.
При
Хрущеве в 1959 году в СССР было предпринято новое интенсивное гонение на
религию, давшее начало последнему периоду русской церковной истории, периоду,
когда сергианская марионеточная церковная организация
сама стала использоваться для ликвидации Православия в России, одновременно
продолжая коммунистическую пропаганду за рубежом и свои теперь уже совершенно
невероятные утверждения об отсутствии в СССР какого-либо преследования религии. Большинство из оставшихся сергианских церквей, монастырей и семинарий было в этот
период закрыто, и особенно жестоким гонениям подверглись
"незарегистрированные" церковные сообщества, такие как Катакомбная
Церковь, известная советским властям под названиями "иосифлян",
"Тихоновцев" и "Истинно-Православной
Церкви". Преследование было особенно жестоким в 1959-1964 годы; после
падения Хрущева оно стало менее интенсивным, но все еще продолжается, особенно
против "незарегистрированных" сообществ.
В этот самый недавний период
новый дух смелости стал проникать в церковную жизнь России; это, вкупе со
значительно возросшей свободой сообщений между СССР и свободным мiром,
послужило причиной явления, которое началось с нескольких одиноких протестов в
начале 60-х, ныне стало волной протеста и возмущения
верующих России, направленной против религиозных преследований советского
правительства и их бесхребетных апологий оффициальной
церковной организации. "Открытое письмо" Патриарху
Алексию московских священников Глеба Якунина и Николая Эшлимана
в 1965 году, статья о сергианстве Бориса Талантова в 1968 году, праведный протест против церковной
политики Московской Патриархии православных христиан столь между собой
различных, как Архиепископ Ермоген и Александр Солженицын,
и совсем недавно отчаянные крики совести отца Дмитрия Дудко и новая церковная
история Льва Регельсона (первое сочувственное
описание иосифлян из среды Московской Патриархии), привели, возможно, к
"кризису сергианства", купно с массовым
неведением действительного состояния и мышления современной Катакомбной Церкви.
Наконец, в последние
несколько лет, начиная со смерти Патриарха Алексия в 1971 году, наблюдается как
бы некоторый выход на поверхность самой Катакомбной Церкви в России. В частности, два "катакомбных документа" 1971 года
впервые за последние 40 лет позволили реально увидеть мышление современной Катакомбной Церкви, которое кажется трезвым, а
вовсе не "сектантским" или "фанатичным" (впечатление лишь
усиленное недавно напечатанным катакомбным письмом 1962 года, о самом
существовании которого было известно до недавнего времени лишь немногим людям в
Советском Союзе); свидетельство А.Краснова-Левитина
после его высылки из Советского Союза в 1974 году дало нам первую с 1938 года
реальную информацию о епископате и первоиерархе[3] Катакомбной
Церкви, а информация из советской прессы 1976 года о суде над
архимандритом Геннадием[4]
- наиболее сильное с довоенного времени свидетельство подлинной деятельности
Катакомбной Церкви и ее удивительном размахе.
Эту книгу не стоит
рассматривать просто как "апологию" Катакомбной Церкви; мы попытались
быть чуточку более "объективными". Действительно, настоящий
исторический момент, когда "Декларации", расколовшей Русскую Церковь
в ХХ веке, исполнилось более 50 лет, предоставляет нам, принадлежащим к
единственно свободной и бескомпромиссной части Русской Церкви, исключительную
возможность "объективно" взглянуть на прошедшие полвека церковной
жизни. Душа России говорит сегодня яснее, чем во все время с начала сергианства, но боль и затрудненность выражаться делает
почти невозможным для тех, кто находится вне Советского Союза, полностью понять
смысл того, что сказано. В особенности члены Московской
Патриархии, все еще находятся в "заколдованном круге" унаследованных
мнений о церковной организации, который, возможно, не будет сломлен, пока они
окончательно не осознают, что Катакомбная Российская Церковь - в первую очередь
не конкурирующая "церковная организация", требующая перемены
иерархической зависимости, но, прежде всего - знаменосец верности Христу, которой
вдохновляется иной подход к Церкви и ее организации, чем тот, что преобладает
сегодня в большей части православного мiра. Это сознание, возможно, не придет прежде падения
безбожного режима, но когда это произойдет - сергианская
церковная организация и вся ее философия бытия рассыплется в прах. В свете
этого, несомненно, не будет преувеличением сказать, что будущее России, если ей
суждено быть православной, принадлежит Катакомбной Церкви.[5]
У будущего историка Русской
Церкви, конечно же, не будет сомнения в том, что иосифляне были правы, а сергиане ужасно не правы. Но значение Катакомбной Церкви -
не в ее "правильности", оно - в сохранении истинного духа Православия,
духа свободы во Христе. Сергианство было не просто "не право", в его выборе церковной
политики было что-то гораздо худшее: оно было предательством Христа, основанным
на согласии с духом мiра сего. Это неизбежный результат, когда церковная
политика руководствуется земной логикой, а не разумом Христовым". (Стр.12-21).
Из "Биографии
И.М.Андреева"
"Центральным пунктом
его (Андреева) православного учения была защита истинного Православия. На
наиболее очевидном ("юрисдикционном")
уровне это означало защиту Истинно-Православной (Катакомбной) Церкви
Российской, к которой он принадлежал и для которой он стал одним из главных
апологетов в свободном мiре. Среди русских
"юрисдикций" в рассеянии, он находил, что лишь Русская Зарубежная
Церковь имеет дух Катакомбной Российской Церкви, остальные же, отделяясь от нее
по причине модернизма, духовно приближались к Московской Патриархии,
"духовный" авторитет которой над собой они в разное время признавали.
Его защита Катакомбной Церкви была всегда на весьма высоком уровне, всегда на
богословской и духовной основе, и даже в пылу полемики, несмотря на свой
собственный горький опыт в Советском Союзе, он никогда не доходил до излишней
крайности в своем осуждении предательства Православия Московской Патриархией.
Даже в своей знаменитой и вызывающей статье "Есть ли благодать в Московской
Патриархии?" ("Православная Русь", 1948, №№ 17-19), после
перечисления причин, по которым можно сомневаться в том, что таинства Московской Патриархии благодатны, он с
осторожностью воздерживается от каких-либо опрометчивых утверждений с очень
мудрым замечанием, что "отпадение церкви от Бога и ее превращение в
"синагогу сатаны" есть процесс. Советская же церковь
вступила на этот путь, который приведет ее к этой "синагоге" - в этом
не может быть сомнения". Не осмеливаясь выносить какое-либо свое суждение
по этому вопросу, он оставляет его решение будущему Собору всей Русской
Православной Церкви. Вся эта статья, в целом философски и богословски
вполне глубокая, выдвигает ту же идею, что и "катакомбные документы"
1971 года, а именно, что советская власть не является истинной властью, которой
по Апостолу Павлу (Рим. 13,1) требуется послушание, а незаконной антихристовой властью. Глубоко проникая в сущность явления,
автор говорит о "мистической силе" коммунизма, который рассматривает
как новое явление в человеческой истории, как
непосредственное приготовление к воцарению Антихриста…
Для Андреева понятие истинного
Православия неразрывно
соединено с опытом новых катакомб нашего столетия: все написанное им было
проникнуто чувством важности, серьезности и глубокой ответственности, что часто
бывает непонятно тем, кто не жил в условиях гонения, предательства и тайных
(часто в буквальном смысле подпольных) церковных собраний. Его учение
составляет катакомбное богословие и философию для сегодняшних православных,
весьма далекое от праздных академических опытов большинства "православных
богословов" ХХ века". (Стр.34-36).
Из "Предисловия
издателя" к "Катакомбной Церкви" Андреева.
"Эти (протестовавшие
против "Декларации" и порвавшие общение с оффициальной
Советской церковью) иерархи составляли очевидное большинство, и Советская
церковь добилась своего нынешнего господствующего положения в СССР и
"каноничности" через аресты и убиение властями ведущих антисергиан". (Стр.46).
Из главы "Митрополит
Иосиф Петроградский и начало Катакомбной
Церкви".
"В истории Церкви
Христовой было несколько критических моментов, когда оффициальные
возглавители той или иной Поместной Церкви отпадали
от Православия, и верные некоторое время колебались, не зная наверняка, кому
следовать, или где находится сама Церковь. В такие времена Господь наш Иисус
Христос, верный Своему обетованию, что врата адова не
одолеют Его Церковь (Мф. 16,18), воздвигает
какого-либо борца возвещать истину и собирать верных на стороне Православия. На
заре нового времени таким поборником был Святитель Марк, Митрополит Эфесский, который единственный из иерархов Греческой Церкви
бесстрашно осудил нечестивый Флорентийский собор и лжеунию,
и пробудил в православных осознание того, что Римская Церковь отпала в ересь, и
те, кто объединяется с ней, тем самым отделяют себя от Церкви Христовой.
В нашем
веке, когда восстал еще более страшный враг Церкви в виде псевдорелигиозного
тоталитаризма атеистического коммунизма, и когда тогдашний глава Русской Церкви
Митрополит Сергий провозгласил своей "Декларацией" в 1927 году
принцип практического и идеологического сотрудничества с силами антихристианства, тогда Бог воздвиг во главе целой армии
исповедников поборника в лице Священномученика
Митрополита Иосифа, чтобы противостать этой душепагубной "легализации"
и возглавить движение верных Русской Православной Церкви в
катакомбы…
…Покуда
был жив Патриарх Тихон, Церковь имела видимый центр, вокруг которого она
объединялась. Даже когда Патриарх находился под арестом,
когда отступническая "Живая церковь" завладела почти всеми
православными храмами в России, а "прогрессивная" Константинопольская
Церковь придала этой синагоге сатаны международный престиж признанием ее
Православной Церковью России - все же верные, оставаясь со своим Патриархом,
оставались православными, и именно лояльность к Патриарху служила проверкой их православности, и это более чем что-либо другое подрывало
силы "Живой церкви".
Но со смертью Патриарха
Тихона в 1925 году, ситуация стала гораздо менее ясной. В условиях гонения было
невозможно созвать церковный Собор для выбора нового Патриарха, и, предвидя
это, Патриарх Тихон назначил трех ведущих архиереев, один из которых (кто будет
на свободе) должен стать Местоблюстителем Патриаршего Престола по его смерти и
хранителем внешнего единства Церкви. Из этих трех иерархов, только один -
Митрополит Крутицкий Петр - был ко времени смерти
Патриарха на свободе, и специальным документом, подписанным более чем
пятьюдесятью епископами, он был признан Русской Церковью своим действительным возглавителем. Митрополит Петр в свою
очередь назначил трех "Заместителей" на случай своего ареста или
смерти, одним из которых был Митрополит Иосиф (в то время Архиепископ
Ростовский), а другим Митрополит Сергий (впоследствии "патриарх").
Митрополит Петр был арестован через несколько месяцев за отказ подписать "декларацию",
предававшую внутреннюю свободу Церкви в руки атеистического режима. С 1925 по
1927 год ни один кандидат не занимал его место более чем несколько месяцев,
прежде чем отправиться в заключение, и стало ясно, что Советская власть не
успокоится, пока не подыщет или не принудит какого-либо иерарха, который бы
подписал угодный режиму документ. Такой иерарх был найден в лице Митрополита
Сергия, который 16/29 июля 1927 года, будучи освобожден после нескольких месяцев
тюрьмы, выпустил бесславную "Декларацию", сделавшую его и его
последователей действительными агентами Советского государства. Публикуя "Декларацию" 19 августа, газета
"Известия" заметила, что "дальновидная часть духовенства уже
вступила на этот путь в 1922 году" - подразумевая "Живую
церковь". Так атеистическому режиму удалось ввести
"обновленчество" в саму Патриаршую Церковь. Результатом был
решительный протест ведущих иерархов Русской Церкви, которые, когда они
увидели, что митрополит Сергий вполне настроен
навязать свою волю всей Церкви, вскоре начали прерывать с ним общение.
Таким образом
немедленно стало ясно, что "Декларация" была вопиющим нарушением 34
правила Святых Апостол, как провозглашенная "без согласия всех"
епископов, будучи в действительности делом одного Сергия, сделанным под
диктовку атеистического режима; а посему единственным церковным курсом для
Сергия было бы отменить "Декларацию" перед лицом такого подавляющего
несогласия его епископов. Вместо этого, однако, словно чтобы
доказать, что он не принимает в расчет и не нуждается во мнении Церкви, но стал
послушным орудием режима, он, вместе со своим неканоническим "синодом",
формирование которого далеко выходило за пределы его полномочий, как
Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, начал беспрецедентное перемещение
архиереев с кафедры на кафедру и запрещение всех несогласных с ним, образовав,
таким образом, послушную "советскую" церковь…
…Ведущие
иерархи, которые оставались еще на свободе и имели возможность рассудить
это дело, пришли к заключению, что сам Сергий уклонился через свою
"Декларацию" в раскол, и его своевольные деяния направлены против
Церкви, и они поспешили заявить о своем отделении от него в конце 1927 - начале
1928 года. Митрополиту Иосифу все это время власти не позволяли
пребывать на своей кафедре в Петрограде, но уже в декабре 1927 года он
благословил своих викарных епископов отделяться от Сергия, сам, находясь в
Ростове, подписал вместе с Митрополитом Агафангелом и
другими архиереями Ярославской области послание Митрополиту Сергию от 6 февраля
1928 года, с заявлением об их отделении от него до времени его покаяния
в своих ошибках и о непризнании в данное время никакого другого возглавления Церкви, кроме ссыльного Митрополита Петра.
…После подписания послания
ярославских архипастырей, Митрополит Иосиф смело выступил на брань за Церковь и
дал свое благословение петроградскому клиру и пастве
последовать его примеру в отделении от Сергия, предлагая свое духовное
руководство и попечение движению, и поручая управление Петроградской
епархией своему откровенно антисергианскому викарию,
Епископу Гдовскому Димитрию.
Благословляя "доброе решение ревнителей Христовой истины", он молился
Господу "да сохранит всех нас в единомыслии и святой ревности духа в
переживаемом Церковью новом испытании".
Но против духовного оружия
Христовых воинов лукавый воздвиг все силы первого в мiре
сатанинского режима. Запрещения Митрополита Сергия служили
знаком для ГПУ арестовывать и ссылать протестовавших епископов; даже многих,
кто посещал сергиевы "легальные" церкви, не
пощадили власти, и главным результатом "сергианской"
политики - цитируя слова, сказанные Борисом Талантовым
40 лет спустя из своего горького опыта в СССР - было то, что "деяния
Митрополита Сергия не спасли ничего, кроме его собственной шкуры".[6]
Темная ночь искупительных страданий опустилась на Русскую землю и верующих.
"Сергианство" было отвергнуто верными, что
можно видеть из того, что, по словам того же Талантова,
"к началу Второй Мiровой войны… большая часть
оставшихся церквей не признавала Митрополита Сергия". Из более чем 100
оставшихся в живых в 1943 году епископов, Сергий смог найти лишь 18 (часть из
них была новопоставленными), чтобы возвести его в
"патриархи".
Митрополит
Иосиф, благодаря своим решительным словам и деяниям, и своему положению одного
из Заместителей Патриаршего Местоблюстителя, стал фактически лидером движения
отделившихся… Его влияние и пример были настолько влиятельными, что все
последовавшие ему стали называться "иосифлянами", и до сего дня все,
кто защищает сергианскую Московскою Патриархию,
говорят об этом движении ревнителей Православия, как об "иосифлянском расколе".
Были в то время, как и сегодня, "сергианцы",
которые, даже признавая, что лучшая часть духовенства и мiрян
была на стороне "иосифлян", тем не менее, обвиняют и осуждают их за
"гордыню", потому что они считали, что представляют истинную
Православную Церковь России. Утверждения Митрополита Иосифа были крайне
откровенными, абсолютно бескомпромиссными в главном, и беспощадными к личностям
- это правда. Но те, кто находит в этих словах "гордыню" - вероятно
просто не понимают крайней безотлагательности решения вызвавшего их спорного
вопроса. Когда Церковь предается, и верных сбивают с пути - не время для
комплиментов и вежливых "диалогов", не время ставить
"сострадание" превыше истины. Для мужественных душ сознание того, что
каждое слово может принести тюрьму и смерть, лишь разжигает их смелость
говорить истину без прикрас. И так всегда было в Христовой Церкви; ее
прямолинейные защитники воспеты как поборники в церковных хвалебных гимнах.
Знаменательно, что праведная полемика Митрополита Иосифа и его последователей
всплыла вновь в писаниях критиков сергианской
иерархии в современном Советском Союзе. Для сравнения - критика сергианства в Русской диаспоре более мягкая и
снисходительная. (Стр.117).
Пример сего бесстрашного
исповедника Христовой Церкви не остался вотще. После самого Патриарха Тихона,
имя Митрополита Иосифа служит символом чистоты и подлинности Православия
Русской Церкви. Даже спустя полстолетия гонений, террора и предательства,
истинная Православная Церковь России, хоть и тайная, не сдалась. До сего дня
справедливо можно называть эту Катакомбную Церковь как Церковью "Тихоновцев", так и "иосифлян", но правильнее
всего, как она известна доже самим советским властям,
"Истинно-Православной Церковью".
Существование этой
Катакомбной Церкви сегодня - есть очевидное знамение для мiрового Православия: эпоха величия
Православия - в прошлом; ныне - последняя эпоха катакомб. В России эта истина
очевидна". (Стр.122).
"…Тот, кто ищет сегодня
Церковь в Советском Союзе - находит дыру в земле, глубокую рану в Православном
Русском народе, вовсе не скрытую фальшивой вывеской Московской
Патриархии". (Стр.123).
Из главы "Епископ Иерофей и его друг иеросхимонах
Серафим"
"Члены Катакомбной
Церкви стали единственными носителями чистоты Православной Церкви в
России". (Стр.130).
Из главы "Епископ
Виктор Глазовский и его учение о свободе Церкви"
"Сергианство
- глубокое заблуждение, отрицающее саму природу Церкви Христовой".
(Стр.140).
Из главы "Послания
Митрополита Кирилла"
"Самым выдающимся из
иерархов Русской Православной Церкви после смерти Патриарха Тихона, был без
сомнения, Митрополит Кирилл Казанский. Избранный Патриархом Tихоном первым из трех
Местоблюстителей.., он также был избран большинством (72-мя) из бывших в то
время на свободе архиереев при неудавшейся попытке выбрать в 1926 году нового
Патриарха тайным сбором подписей.
Поэтому естественно, что
после выхода в 1927 году сергиевской
"Декларации" все с нетерпением ждали мнения Митрополита Кирилла об
этом документе и о "новом курсе" Митрополита Сергия…
В письме своему другу Епископу Дамаскину и еще
больше в последующей переписке с Митрополитом Сергием и другими архиереями
вплоть до 1934 года, Митрополит Кирилл высветил возможно яснее, чем какой-либо
другой иерарх того времени экклезиологическую природу
заблуждения Митрополита Сергия. Его замечания о природе церковного единство и
единомыслия, о необходимости отвергнуть канонический легализм в Церкви, по
вопросу о разрыве общения и о наличии или отсутствии благодати в Московской
Патриархии и у тех, кто отделяется от нее, остаются весьма насущными и в наши
дни". (Стр.242)
Заключение к главе
"Послания Митрополита Кирилла"
"Дошедшие до нас
послания Митрополита Кирилла касаются одного и того же вопроса: канонического
положения Митрополита Сергия в Русской Церкви. Но их значение выходит далеко за
пределы вопроса о канонической "правоте" или "неправоте".
Ведь каноны были созданы, чтобы навести порядок среди христиан, а не загнать их
в смирительную рубашку легализма. Таким образом, послания Митрополита Кирилла,
исполненные сознания этого, служат для нас руководством в трудных ситуациях и
зачастую беспрецедентных условиях Православия ХХ века. Апостасия
нашего времени, уникальная по своей степени в истории
христианства, совершается, прежде всего, не посредством ложных учений и
канонических нарушений, но скорее через ложное понимание Православия теми, кто по своему догматическому
учению и каноническому положению могут быть даже вполне православными. Правильное
"православие", лишенное духа истинного христианства, - вот
смысл сергианства, бороться с которым невозможно, ни
называя его ересью, каковой оно не является, ни выяснением его канонических
нарушений, которые суть нечто случайное по отношению к чему-то гораздо более
важному.
К сожалению, мало кто,
кажется, способен понять это в наше время обманчивого упрощенства. Митрополит
Сергий сам, несмотря на свою репутацию богослова, не мог понять смысла позиции
Митрополита Кирилла, являющейся ничем иным, как сбалансированным "царским
путем" православной умеренности между крайностями обновленчества и сергианского легализма с одной стороны и чересчур резкими
обвинениями сергианской ереси и безблагодатности
с другой. Эта позиция тем более важна, что ситуация в Греческой Церкви в ХХ
веке весьма схожа с Русской: календарная реформа тоже не заключала в себе ни
ереси, ни (поначалу) канонических преступлений, и отрицание благодати в
Таинствах как ново-, так и старостильников
служило лишь к разжиганию духа фракционности и отсекало всякую возможность
воссоединения тех, кто сохранял верность преданию, и тех, кто против своей воли
так далеко последовал реформаторам. Митрополит Кирилл пошел
на создание отдельной церковной организации с большой неохотой, и сделал это не
потому, чтобы верил, что он и его последователи одни образуют Истинную Церковь,
но единственно с целью избежать зависимости от тех, чье исповедание Православия
было скомпрометировано, хотя бы они даже и оставались пока еще частью той же
Церкви. Сегодняшняя позиция Русской Церкви Заграницей по отношению к
другим русским юрисдикциям идентична кирилловской по отношению к сергианскому синоду, и ее отношение к остальным
Православным Церквам свободного мiра
развивается в том же направлении, хотя общение с ними формально еще не
прервано. Так что проповедь умеренности Митрополита Кирилла все еще весьма приложима к потребностям наших дней.
Важное различие, проводимое
Митрополитом Кириллом между истинными таинствами сергианского
духовенства и "узурпацией священнодействий" проявившихся в таких
актах, как сергиевы запрещения и отлучения
несогласных с его "новой церковной политикой" - имеет также
фундаментальное значение для нашего времени. "Буквальным" применением
канонов, столь строго осуждаемым Митрополитом Кириллом, нельзя уяснить это
различие, а посему можно оказаться в положении может быть и "легально
правильном", но в то же самое время глубоко нехристианском - как если бы
христианская совесть принуждалась слушать любое распоряжение церковных
властей, лишь бы эти власти были строго "каноничными". Такое слепое
понимание послушания ради послушания - одна из главных причин успеха сергианства в нашем столетии, как внутри, так и вне
Московской Патриархии. Конечно же, христианская совесть не
приемлет прещений, сделанных церковной властью под
политическим или иным нецерковным давлением (будь то
турецкого султана на Константинопольскую Патриархию в прошлом, или
коммунистических властей на Московскую Патриархию в нашем), но заключать из этого,
что все Таинства таких Церквей тем самым безблагодатны
- есть род экклезиологического легализма.
Послания Митрополита Кирилла
являют с возможной ясностью ту истину, что закон и учение Церкви Христовой
невозможно свести к некоему бездушному "послушанию". Катакомбная
Церковь в России до сего дня (насколько нам известно), вместе со свободной
Русской Заграничной Церковью не отрицает Таинства Московской Патриархии, но не
поддерживает с ней общения. Таким образом, они не участвуют в нехристианских деяниях,
совершенных во имя "православия" московским руководством под
давлением коммунистов, но в то же время не лишены солидарности с исповедниками
в Московской Патриархии..., с коими полное каноническое общение невозможно лишь
из-за их политизированного руководства.
И, наконец, акцент
Митрополита Кирилла на единомыслии шествующих по пути
истинного Православия указует нам наш путь сегодня.
Лидеры "мiрового Православия" проводят
разрушительную политику обновленчества и апастасии,
но было бы рискованно и самонадеянно пытаться определить ту точку, за которой
они, и особенно их невольные последователи, покинут Православие без надежды на
возвращение. Не наше дело выносить такой приговор. Но нам дано стоять твердо в
истинном предании Православия, дошедшем до нас от наших Отцов, устраняясь от
общения с теми, кто участвует в отступлении от истинного христианства, и искать
тех единомысленных с нами, кто решился быть верным
Православию до смерти. На сем
основании Катакомбная Церковь твердо стоит до дне сего в Советской России,
ожидая дня, когда сможет свободно и открыто свидетельствовать о верности
Христу". (Стр.257-259).
Из главы "Игумения София Киевская"
"Неоценимо духовное
значение бесстрашного стояния за Христову Истину новомучеников
Российских. Особенно же своим свидетельством о том, где искать эту Истину в то
время, когда многие этого не видели, сохранили истинный дух Православия для
последующих поколений иосифлянские исповедники 1927
года и последующих лет. Теперь, по прошествии почти полстолетия, история
показала, что эти "упорные мятежники", последователи Митрополита
Иосифа Петроградского, были абсолютно правы, и их
значение ныне просияло как равное значению великих исповедников Православия
древних времен". (Стр.348).
Из главы "Пробуждение
совести в Московской Патриархии"
"Все ужасные
последствия, предсказанные ранее иерархами Катакомбной
Церкви как результат сергианской
"Декларации" и в самом деле случились. Советское правительство
использовало "Декларацию" прежде всего как средство
"легального" гонения на Катакомбную Церковь, но и сергианским
иерархам "легализация" не принесла пользы: почти все они также
подверглись преследованиям, и к концу тридцатых годов Русская Православная
Церковь было почти что ликвидирована как видимая
организация, лишь весьма немногие храмы оставались открытыми. Открытие церквей
вновь во время Второй Мiровой войны было инспирировано не
Митрополитом Сергием, а вторжением Гитлера, для борьбы с которым потребовалось
воззвать к религиозным и патриотическим чувствам русского народа.
После Второй
Мiровой войны Московская Патриархия выступила на
международной религиозной сцене точно такой организацией, как это предвидели
катакомбные святителя - пропагандистским рупором Советского правительства, не
гнушаясь самой неприкрытой ложью, чтобы только оправдать советскую тиранию.
Согласно представителям Московской Патриархии, бесстыдно повторяющим это вплоть
до сего дня, нет и не было никакого преследования
религии Советским правительством: те из духовенства, кто пострадал от властей -
всего лишь "политические преступники", а церкви закрываются по
желанию самих людей.
Христианская совесть,
однако, не может долго принимать такую ложь под именем Христианства. Так что в последние два десятилетия совестливые люди в самой
Московской Патриархии (ведь в России нет другой видимой церковной организации)
начали высказываться, сперва в форме протеста против нового гонения хрущевского
периода (1959-64 годов), которого московские иерархи были в лучшем случае
пассивными наблюдателями, а в худшем - добровольными соучастниками, а затем и в
форме глубокой критики сергианской политики в целом,
которой Патриархия придерживается со времени "Декларации" 1927
года.
…Можно критиковать взгляды
этих критиков сергианства за то, что они не выражают
чистую катакомбную позицию отделения от сергианской
церковной организации. Тем не менее, их критика служит замечательным
подтверждением истинности катакомбной позиции, и она дает нам повод надеяться,
что, в конце концов - по крайней мере, с падением советского режима - лучшая
часть Московской Патриархии будет восстановлена в общении с Катакомбной
Церковью именно на основании бескомпромиссных принципов Христианства".
(Стр.451-452).
Из главы "Борис
Талантов - православный исповедник в атеистическом обществе"
"Прилагая свой
философский ум к трагическому опыту верующих под коммунистическим игом, Борис
Талантов дошел до самых корней "болезни" сегодняшней Московской
Патриархии. Проблема состоит не просто в тех несправедливостях, гонениях и лжи,
против которых горячо протестовали верующие в течение последнего десятилетия, а
лежит гораздо глубже, в самом принципе сергианства -
"конкордата", заключенного в 1927 году Митрополитом Сергием с
Советским правительством. Талантов выразил эти взгляды в особой статье: "Сергиевщина или приспособленчество
к атеизму (квас Иродов)".
Решительно отвергая в целом
благоприятный взгляд на Митрополита (Патриарха) Сергия, превалирующий ныне на
Западе, Талантов утверждает, что "корни открывшегося ныне серьезного
церковного кризиса были взращены именно Патриархом Сергием". Его "Декларация"
в 1927 году вовсе не была просто "вынужденным заявлением церковной
администрации, чьей целью было сохранить приходы; скорее "это обращение и
последующая деятельность Митрополита Сергия были предательством Церкви".
"Митрополит Сергий своим приспособленчеством и ложью не спас никого и
ничего, кроме своей собственной персоны". Сергианство
не только не спасло Русскую Православную Церковь во время И.Сталина, но,
напротив, прямо привело в потере подлинной свободы совести и превращению
церковной администрации в послушный инструмент атеистического режима".
Даже во время Второй Мiровой войны, когда некоторые
церкви были вновь открыты, это было вовсе не результатом "сергианского" компромисса. "Открытие церквей в
ограниченных пределах не было делом Патриарха Сергия или Патриарха Алексия, это
открытие было предпринято самим атеистическим режимом под давлением простого
народа и для его умиротворения".
В другой, еще более сильной
статье, "Секретное участие Московской Патриархии в борьбе КПСС против Православной Христианской Церкви", Талантов
выражает цели, для которых Московская Патриархия стала "послушным
инструментом атеистического режима". Внутри страны "Московская
Патриархия и большинство архиереев тайно участвуют в организованной работе атеистического
режима, направленной на закрытие церквей, ограничение распространения веры и
подрыв ее в нашей стране" Заграницей "средствами бесстыдной лжи и
клеветы" Патриархия пытается скрыть "незаконное закрытие церквей,
подавление верующих и их организаций, и секретные административные меры,
направленные к подрыву веры в СССР… Во-вторых,
деятельность Патриархии направлена к уведению
посредством обмана и лжи развития христианского движения во всем мiре на возможно более ложный путь и тем самым подрыву
его". В качестве иллюстрации к последнему пункту он цитирует заявление
московской делегации на Всеправославном совещании на
Родосе в 1961 году, что православные "отвергают христианскую апологетику и
идеологическую борьбу с современным атеизмом". В общем, предостерегает
Талантов, "деятельность Московской Патриархии за границей представляет
собой сознательное предательство Русской православной Церкви и Христианской
веры. Она выступает на мiровой арене как тайный агент всемiрного антихристианства".
Ни один критик Московской
Патриархии из Русского рассеяния не пришел к более радикальным выводам, чем
эти. Внутри СССР слова Талантова вполне в традиции иосифлянских епископов 1927 года, и в самом деле, они
показывают, что предостережения этих епископов о последствиях сергиевой "Декларации" были вполне оправданы и
более чем исполнились… Очевидно, что Талантов стоит
вместе с преследуемыми истинно-православными христианами против тирании
государства и оффициальной церковной иерархии… Его
писания свидетельствуют о наличии сегодня глубокого разделения внутри
Московской Патриархии между "сергианской"
иерархией с ее "коммунистическим христианством" и подлинно
православными верующими, теми, кто отвергает это нечестивое
"приспособление к атеизму". Тех на Западе, кто утверждает возможность
иметь дело с московской иерархией, поскольку она "гонима", не взирая
на ее собственное гонение на верных, писания Бориса Талантова
обвиняют в предательстве истинных православных христиан России.
Один Бог знает будущее
Русской Православной Церкви, но мы не можем не верить, что однажды она снова будет свободна… Писания Бориса Талантова
будут, несомненно, использованы как свидетельство на том долгожданном
Соборе всей свободной Русской Церкви, включая Церкви катакомб и зарубежья,
который будет окончательно судить ситуацию, созданную коммунистическим игом и сергианством". (Стр.459-461).
Из предисловия к "Сергиевщине" Бориса Талантова
"Русское Православие
сегодня - преданное своими иерархами в СССР и представленное лишь свободными
епископами заграницей и останком верных
на родине и за рубежом - живет в ожидании восстановления истинного и
каноничного церковного строя. Это, несомненно, случится только на долгожданном
Соборе всего Русского Православия после падения коммунистического режима, когда
те, кто сохранил веру, будут оправданы…
…Не вынося
суда над теми, кто остается в Патриархии, мы заграницей можем, однако видеть,
что выход из настоящего кризиса Московской Патриархии, который на самом деле
есть кульминация предательства 1927 года, не может прийти изнутри самой
Патриархии, но должен прийти из всей исповеднической Православной Российской
Церкви: катакомбных верующих, оставшихся верными заветам Митрополита Иосифа и
тех многих епископов в 1927 году, которые объявили сергианскую
церковь раскольнической, истинных верующих, оставшихся в Патриархии и
Зарубежной Церкви". (Стр.463-464).
Из главы "О.Дмитрий
Дудко"
"В Московской
Патриархии были архиереи-предатели, да и сам принцип сергианства
- предательство Православия.., вот почему свободная
Русская Православная Церковь Зарубежом не имеет
общения с этой юрисдикцией. Но в той же самой Московской Патриархии есть
значительное число священников, которые не участвуют в этом предательстве, но
говорят в духе Катакомбной Церкви и свободной Русской Церкви Заграницей…
Это нимало не меняет нашего
коренного отношения к сергианству как к предательству
Церкви, ни позволяет нам на свободе входить в общение с Московской Патриархией.
Но это убеждает нас не смотреть как на юрисдикционных
"врагов" на всех тех, кто не "присоединился к Катакомбной Церкви",
но попытаться лучше понять их чрезвычайно трудное положение и радоваться, когда
истинно-христианские явления видны даже в среде скомпрометированной Московской
Патриархии, - они доказывают, что церковная жизнь не умерла даже там, и дают
надежды, что однажды политическая ситуация в России, создавшая сергианство, изменится, и полное единство в вере с
этими отважными борцами станет возможным". (Стр.489-490).
Из "Предисловия
переводчика" к "Двум современным документам Катакомбной Церкви в
СССР"
"Когда в последние два
года статьи Бориса Талантова о "сергианстве" стали известны на Западе, миру открылась
глубина кризиса, тщательно скрываемого Московской Патриархией. В этих статьях совесть наиболее чуткого мыслителя в самой
Патриархии вплотную подошла к границам "раскола" - к точке, от
которой лишь один логический шаг к отвержению самой Патриархии и осознанию, что
истинная Русская Церковь находится вовсе не в ней, а в так называемом "иосифлянском расколе" 1927 года, в том, что
обыкновенно называют "Катакомбной Церковью"…
…Сергианство,
даже если оно и не изменило догматы, каноны или обряды, сделало нечто худшее,
извратив саму природу Церкви, погрешая тем самым против ее внутренней свободы и
ставя себя вне Церкви Христовой.
(Катакомбные документы) суть
"очевидные свидетельства" религиозной жизни в Советском Союзе. И они
говорят об… упадке церковного сознания среди верующих Московской патриархии
приводящем иногда к "магическому" взгляду на таинства, о наличии в
СССР новообращенных в православие и об их трудностях, о Церкви как организации
в противоположность Церкви как организму, Телу Христову, о существенной "катакомбности" всякой подлинной
религиозной жизни в Советском Союзе, будь то внутри или вне Патриархии,
об извращении Патриархией христианских добродетелей, таких как смирение, с тем,
чтобы использовать их в политических целях и подавлять верующих под
именем Православия. В представлении многих печальных результатов сергианского конкордата 1927 года, эти документы не
производят такого впечатления, как некоторые другие из числа недавних протестов
против Патриархии; они принадлежат к другому измерению, и в
некотором смысле они более "объективны", чем могут быть любые
протесты изнутри Патриархии: они представляют свободный и независимый голос
настоящей Русской Церкви, которая может смотреть на русскую ситуацию в целом и
на предателей-иерархов из Патриархии спокойно и без горечи по той простой
причине, что не относится к ним как к православным. Но в то же самое
время нет вовсе никакого "фанатизма" или "сектантского"
мышления в этих документах, рассматривающих Патриархию как падшую, извращенную
и находящуюся вне Церкви, но не вполне еще без надежды спасения; они ожидают от
будущего Всероссийского Собора после падения коммунистического ига,
восстановления нормального положения Русской Церкви… Авторы их смотрят на
русскую церковную ситуацию не в изоляции, но в контексте ситуации в мiровом Православии. Они смотрят на
коммунистическое иго как на предизображение
царствования Антихриста, и на битву Русского Православия с антихристианством
как на некую центральную точку борьбы, происходящей во всем мiре… И на самом деле, ни один чуткий наблюдатель не может не
заметить, что положение Православия в СССР… отлично от ситуации вне России
скорее по степени, чем по существу. Многие из основных
проблем - те же: глубокое неведение того, чем является Православие,
политические и иные влияния, привходящие в церковную жизнь и усиливающиеся
свернуть Церковь с ее духовного пути, ослабление духа исповедничества;
существенным различием является лишь то, что Православные Церкви в свободном мiре добровольно идут по пути отступления, тогда как в
Советском Союзе - по принуждению. Истинные православные христиане
свободного мiра, в глубоком смысле, - уже
"Катакомбная Церковь" в противоположность оффициальным
отступническим сообществам, повсюду признаваемым "православными".
(Стр.523-525)
Послесловие переводчика
Итак, мы видим, что хотя и
не усматривая в "Декларации" и практических деяниях Митрополита Сергия повреждения
догматов, отец Серафим все же считает сергианство
"извращением самой природы Церкви". К сожалению, он не оставил нам
разбора соответствующего сей практике Митрополита богословия. Виной тому,
конечно же, недоступность на Западе этих работ, напечатанных в советское время
мизерным тиражом. Они, однако, свидетельствуют об известной еще со времен
великих догматических споров неизменной взаимосвязи, существующей между
богословием и жизнью.
Особенно показательны здесь
две работы: "Есть ли у Христа наместник в Церкви?" ("Духовное
наследство Патриарха Сергия", Москва, 1946) и "Отношение Церкви к
отделившимся от нее сообществам" (ЖМП №2, 1930). В первой Митрополит
Сергий хотя и отвечает на поставленный (прежде всего по отношению к Папе)
вопрос отрицательно, но отрицание это у него скорее не принципиальное, а лишь
эмпирическое. Папа не глава Вселенской Церкви лишь потому, что он еретик. В
принципе же Митрополит Сергий считает возможным и даже желательным возглавление всей Вселенской Церкви одним лицом, причем в
трудные моменты жизни Церкви это лицо может присваивать себе такие полномочия и не обладая соответствующими каноническими правами. И хотя
Митрополит и заявляет, что наместником Христовым такой вселенский предстоятель не является, но заявление это не выглядит
искренним в контексте как других его богословских
мнений, так и согласных с этим богословием деяний.
И вот
вторая из упомянутых нами статей и подводит богословскую базу под наиболее
странные с точки зрения здравого церковного смысла его деяния, такие как
налагаемые им прещения с объявлением таинств прещаемых недействительными и, как следствие -
перемазыванием, перевенчиванием и неотпеванием
лиц, принадлежавших к иосифлянскому, ярославскому и
другим "расколам".
В данной работе автор
рассматривает два сложившихся богословских подхода к таинствам, совершаемым нецерковными сообществами. Сторонники
первого из них, автор условно называет их "церковниками", исходят из
догмата о единстве (единственности) Церкви и полностью отрицают вне ее
какие-либо таинства.[7]
Придерживающиеся же второго исходят из догмата о единстве (и, следовательно, неповторяемости) крещения и считают его и некоторые другие
таинства действительными и вне Церкви.
И вот, рассматривая два этих
подхода, автор замечает трудности, с которыми сталкиваются
"церковники" при объяснении сложившейся практики принятия еретиков в
Церковь вторым и третьим чином, то есть без перекрещивания и даже в сущем сане,
как бы признавая совершенные их обществами рукоположения. Рассмотрев их
аргументацию, которая вкратце сводится к тому, что Церковь, не воспроизводя, из
соображений икономии, над
приходящими к ней внешних форм необходимых для вхождения в нее таинств, подает,
через само принятие в общение с собою, потребную благодать. И, таким образом, в
таинствах покаяния и причащения как бы невидимо восполняет отсутствовавшие
крещение, миропомазание и рукоположение (если речь идет о клириках), автор
решительно опровергает ее, утверждая, что Церковь не может ради поблажки
чувству собственного достоинства еретиков лишать их крещения и миропомазания,
лицемерно признавая их на самом деле безблагодатные
таинства. Но как же быть тогда с тем, что в отношении некоторых ересей практика
Церкви менялась в течение времени несколько раз, как то,
например, было с латинянами, которых принимали в разное время и в разных
Поместных Церквах то через крещение, то через миропомазание, то через покаяние
и в сущем сане? Ведь не может же Церковь так же и
хулить Духа Святого, повторяя реально совершенные таинства!
Вот тут-то Митрополит Сергий
и делает свой главный вывод, который заключается в том, что действительность
или недействительность таинств в каком-либо внецерковном обществе не является
чем-то постоянным, основанным на объективной реальности исповедания сим
обществом Христовой истины или же отступления от нее. Все зависит от отношения
Церкви, в лице ее первоиерархов, к данному обществу.
Ибо по его мысли Церковь сохраняет с ересями и расколами "некое правило
общения" и разрешает им иметь некоторые таинства действительными фактом
своего признания их. Одним Она оставляет только крещение, другим и миропомазание,
и даже священство и все другие таинства, кроме Евхаристии, которой не имеет
никто, кроме Церкви. (Заметим, правда, что непонятно, какое может быть
священство без Евхаристии и зачем оно тогда вообще нужно). Но все это, заметим
еще раз, существует не само по себе, но благодаря нормативным актам церковной
иерархии, повелевающим считать то действительным, а, следовательно, может
изменяться.
Посему, делает практический
вывод из своих теоретических выкладок Преосвященный автор, "латинян мы принимаем
в Церковь через покаяние, а из карловацкого раскола
через миропомазание", хотя и допускает, что в будущем Церковь может
изменить и относительно последних свою практику.
Таким
образом, мы видим, что Митрополит Сергий искренне верил, что, накладывая прещения на несогласных с его церковной политикой, объявляя
недействительными их таинства, и запрещая даже отпевать их, он тем самым
реально отсекал их от благодати Христовой и, по сути, отправлял в ад. Вот уж воистину папизм и
притязания на наместничество Христово!
Для спасения нужно не
содержать истину Святого Православия, а принадлежать к
церковно-административной легальной организации.
При таком взгляде на Церковь
стремление к сохранению во что бы то ни стало
административного единства и легального существования, пусть даже в ущерб ее православности, выглядит вполне оправданным.
Здесь следует заметить, что
в данной исторической ситуации эти три момента, то есть организационное
единство, легальность и неправославность оказываются
настолько связанными, что первое не могло бы существовать без второго, а второе
без третьего. И это необходимо вытекает из законов существования Церкви и
Империи.
По нашему глубокому
убеждению, административное единство Церкви невозможно вне Империи, естественно
в Империи христианской (разумеется, православной), и вредно в Империи
антихристианской (то есть еретической или безбожной). Эти три соотношения
соответствуют трем историческим эпохам бытия Церкви: доконстантиновской,
константиновской и постконстантиновской.
Империя - всегда идеократична, что вызывает для нее необходимость иметь свою
имперскую идеологию. В доконстантиновскую эпоху - это
язычество и, в частности, культ императора, исполнение которого было скорее
актом гражданской лояльности, нежели сознательной личной веры. И христиане,
отвергавшие этот культ, действительно оказывались государственными
преступниками. Поэтому-то и гонителями христиан становились подчас не худшие, а
лучшие из императоров. Церковь в то время состояла из немногих самостоятельных
епархий или некрупных их объединений, вполне административно независимых друг
от друга. Когда же язычество выродилось настолько, что потеряло способность
быть идеологическим стержнем Империи, то Церковь заняла освобожденную им
"экологическую нишу". И Православие само стало имперской идеологией.
При этом естественно для государства с единоличной формой правления стремиться
и к организации единой церковно-административной структуры на своей территории.
В Христианской Империи стали образовываться Патриархаты, причем делалось это скорее
силами Империи, нежели самой Церкви, что отразилось и в церковных канонах,
повелевающих в административном устроении Церкви следовать уже сложившимся
государственно-территориальным структурам (Патриархат в столице, митрополии в
главных городах провинций и так далее). При этом происходит некое соподчинение
Церкви и государства друг другу и принятия ими на себя обязательств взаимной лояльности. Церковь, хотя и утрачивает частично
внешнюю свободу действий, но взамен получает от государства гарантию следования
провозглашаемым ею принципам и обеспечение внешних ее потребностей, таких как
поддержание Ее административной целостности, борьба с
еретиками, храмостроительство и тому подобное. Но
послушание, оказываемое Церковью Империи в лице императора как "епископа
внешних дел Церкви", немедленно прекращается, как только последний перестает быть православным, нарушая тем самым
свою лояльность церковному учению. И сама Империя тогда теряет свою ценность:
"Чалма лучше тиары", - то есть гибель Империи лучше существования
Империи неправославной.
Если же в неправославной и, тем более, в откровенно антихристовой Империи (каковой была советская "империя
зла") Церковь продолжает оставаться на положении государственной, то это
неминуемо скажется на ее православности, повреждение
которой будет платой за сохранение ее административной
целостности силами богоборческого государства.
И мы видим начало этого
повреждения уже в самой пресловутой "Декларации", положившей начало
этому противоестественному союзу. Ведь провозгласив радости богоборческого антихристова государства радостями Церкви, Митрополит
Сергий тем самым косвенно отрекся от ее святости, провозглашенной в Символе
Веры в качестве непреложной догматической истины.
Будучи Богочеловеческим
организмом, Церковь радуется радостям своей Главы - Господа нашего Иисуса
Христа, а не врагов Его. И Богочеловечность эта
охватывает в Церкви все: "И цель ее, и жизнь, и средства", - по слову
замечательного современного богослова отца Иустина Поповича. И в этом смысле она - не только Богочеловеческий
организм, но и Богочеловеческая организация, в принципах функционирования
которой нет места для какой-либо лжи.
И,
конечно, разрушительное влияние богоборческих сил не могло бы проникнуть так
глубоко в область духовной жизни Церкви в результате одного лишь внешнего ее
пленения (каковое в истории и прежде не раз случалось), когда б не встретило
себе солидарности, хотя бы только и декларированной, но, тем не менее,
подрывающей ее силы в сопротивлении разрушительному началу, требующему все новых
и новых жертв, то есть отступления от Православия, как необходимой платы за статус
государственной Церкви.
Ибо и экуменизм, и так
называемое "ириническое богословие" для
Русской Церкви явились в значительной мере исполнением социального заказа по
обеспечению внешних нужд Советского государства, а тем самым и последствиями сергианства.
Таким образом, мы видим
основной причиной трагедии Русской Церкви еретический взгляд Митрополита Сергия
на природу Церкви, ставший догматическим фундаментом под зданием его церковной
политики. Неразрывная связь догматического сознания с христианской жизнью
подтвердилась и на сей раз.
Мы,
конечно, не возьмем на себя смелость утверждать, что выделенный здесь нами
догматический компонент сергианства стал верой всего
"сергианского" епископата, клира и,
главное, народа церковного, явившись тем самым ересью в точном смысле слова, то
есть учением всеконечно отделяющим содержащее его сообщество от Церкви
Христовой (установление сего принадлежит компетенции Собора) но несомненно, что
понимание Митрополитом Сергием Церкви было вполне еретическим и имело в себе все, чтобы
ересью стать.
Таким образом, несомненно,
что сергианство, хотя и не осужденное еще Соборами
(коих еще не было со времени его введения), но осужденное многими Отцами (Канонизованными
Свв.Новомучениками и
новейшими подвижниками-духоносцами, в числе коих и
блаженный отец Серафим) служит достаточным основанием для отложения от
Московской Патриархии по 15 правилу Двукратного Собора, и будущий чаемый Собор
Российской Церкви, несомненно, ублажит тех, кто сделал это "не создав
раскол, но оградив Церковь от раскола". И если даже до этого Собора многие
не решатся назвать иерархию Московской Патриархии вполне отступившей, то,
несомненно, назовут отступающей; а 3 правило Третьего
Вселенского Собора не позволяет православным "подчиняться отступившим или
отступающим от Православия епископам".
В
заключение остается лишь прибавить, что Катакомбная Церковь, к сожалению, не
сохранила до наших дней преемственную по отношению к своим отцам-основателям
епископата, а посему члены оной и обратились в последние годы за
восстановлением своей иерархии частью к Русской Зарубежной Церкви, частью к
Истинно-Православной (Старостильной) Церкви Греции.
[1] Russia’s
Catacomb Saints, St.Herman of Alaska Press, Platina,
California, 1982.
[2] Недавно стало известно, что Священномученики Петр и Кvрилл были расстреляны в 1938 году по одному делу со Священномучеником Иосифом за организацию тайной Церкви. (Примечание переводчика).
[3] Информация о первоиерархе, приведенная А.Красновым-Левитиным и помещенная отцом Серафимом в книгу неверна. Архиепископ Феодосий (Бахметьев) (+1986) никогда не был ни митрополитом, ни первоиерархом. (Примечание переводчика).
[4] Геннадий (Секач) ко времени суда в 1976 году был уже епископом. (Примечание переводчика).
[5] К сожалению, надежда отца Серафима на возрождение истинного Православия и расцвет Катакомбной Церкви в России не оправдались. Основывая их на доходивших до "свободного мiра" известиях о деятельности священников и мирян-диссидентов (таких как Талантов, Регельсон, отцы Якунин, Эшлиман, Дудко и прочие) отец Серафим не мог видеть, по скудости доходившей информации, эту деятельность во всех ее аспектах. Если в части протеста против сергианской Московской Патриархии и ее сервилизма по отношению в советской власти она и не расходилась с позицией "непоминающих" двадцатых-тридцатых годов, то этого нельзя сказать о ее положительной составляющей, которая была ближе к ценностям западной демократии, таким как "свобода совести", "права человека", а не Истинного Православия. Поэтому, когда означенные ценности после падения тоталитарного режима восторжествовали в Российском обществе и нашли себе поддержку у самой Московской Патриархии, носителям их оказалось нечего противопоставить последней, особенно в плане положительной духовности, и они либо примирились с ней, либо свели свою борьбу на уровень обсуждения личных качеств тех или иных ее иерархов. Но даже и такие протесты, вопреки тому, как казалось многим на Западе, были единичны и не отражали настроения верующих масс, в которые, нужно с сожалением признать, дух сергианства проник гораздо сильнее и глубже, чем это представлялось отцу Серафиму и многим другим в Зарубежной Церкви. Это выразилось в искажении понятия и чувства церковности у российских верующих: одни, абсолютизируя церковную организацию, смиряясь с очевидной апостасией, оправдывают это по-сергиански понятым "послушанием Церкви", опасаясь "раскола" или "осуждения", другие, противясь ей внутренне, довольствуются собственным личным (или в лучшем случае своего прихода) Православием, и настолько не придают значения церковно-организационной принадлежности, что это переходит уже в фактическое отрицание единства Церкви как организма. Этим, да еще и "магическим" пониманием Таинств, о котором отец Серафим пишет ниже, и объясняется триумф Московской Патриархии при нынешнем "возрождении" Православия в России. Впрочем, необходимо заметить, что, предсказывая возрождение Катакомбной Церкви, отец Серафим делал оговорку: "если России суждено быть православной". То же, что возрождается ныне (вернее, нарождается) в контексте мыслей отца Серафима, как это видно из данной и других его работ, едва ли можно назвать Православием. (Примечание переводчика).
[6] Так у отца Серафима. (Примечание переводчика).
[7] Как пример такого подхода мы можем предложить работу новосвященномученика Архиепископа Верейского Илариона (Троицкого) "Христианства нет без Церкви".