Книга обсуждалась по десяти позициям:

1. Научная точность.
2. Методология атрибуции.
3. Полемическая корректность.
4. Девство как условие приобщения к Новозаветной Церкви.
5. Антропология.
6. Аскетика.
7. Экклесиология.
8. Эсхатология.
9. Пастырское значение книги.
10. Египетское монашество.

1. Несмотря на отмеченную высокую информативность и научную ценность текста, в книге были замечены некоторые неточности. В частности – синонимия терминов “кумраниты” и “зилоты”.
2. По методологии атрибуции возник ряд вопросов, адресуемых семинаром автору, который, исходя из контекста, един в трех лицах, не раздельных и не слиянных: составителя и редактора серии, автора и иеромонаха. Составитель на первой странице сообщает читателю о том, что он может быть не согласен с автором, составляя с автором одно лицо. Далее следует еще более причудливая метаморфоза неслиянности, когда автор, вопреки нормам научной публикации, выступает уже как иеромонах конкретной церковной деноминации, хотя на первой странице и сообщается, что составитель не разделяет ответственности за содержание ни с одной из церковных или светских организаций. Между тем реклама конкретного церковного издания, указания на священный сан автора и ссылки на Российскую Православную Церковь не оставляют сомнения у потенциального читателя в юрисдикционной атрибуции книги. Остается только гадать, с какой именно зоной ответственности, с научно-патрологической или пастырской, книга соотносится. Если с первой – к чему в ней ссылки на Российскую Церковь, если со второй – к чему полемика с Фордом? (см. пункт 3)
3. По полемической корректности семинаром была отмечена достаточно типичная, к сожалению, для автора погрешность. В работе с не слишком понятной направленностью (пастырской или научной) носителем оппозиционной, развенчиваемой точки зрения избран не член Церкви, что создает особенную легкость “победы от противного”, когда победа эта подносится как победа православного взгляда, но не демонстрирует православной перипетии полемики по данному вопросу. Подобным образом автор поступает и в других своих критических высказываниях (например, по имябожию), когда объектом его критики становятся слабые (и не слишком православные), а не сильные противники соборно осужденной ереси имябожия (не путать с отеческим учением об Имени Божием, которое никто никогда не осуждал).

 

4. В главе 2.2.5 обнаружено акцентирование некоторых догматических тенденций, которые привели латинских богословов в дальнейшем к учению о сверхдолжных заслугах святых. Рассмотрение в том числе некоторыми отцами Церкви, в особенности западными, заповедей Нового Завета как сверхдолжных рекомендаций к Заповедям Божиим послужило основой зарождавшегося учения о сверхдолжных заслугах. С православной точки зрения, все заповеди Нового Завета не являются рекомендациями и оными быть не могут, потому что они суть Заповеди Божии и их исполнение, а, точнее сказать стремление к их исполнению есть главная цель жизни каждого христианина, как мирянина, так и монаха. Несмотря на то, что многие заповеди Нового Завета кажутся неисполнимыми, тем не менее, человек новозаветный, живущий под благодатью, является ревнителем их исполнения. Говорить о том, что в Новом Завете присутствуют только рекомендации, есть не что иное, как попытка создания на основе Святоотеческого Предания учения о сверхдолжных заслугах, согласно которому святые полностью исполняют должное, но к этому должному они добавляют и сверхдолжное, "рекомендации", что является не обязательным к исполнению. Такие вещи, как раздача имущества бедным, девство, пост, непрестанная молитва – все это, выполняемое святыми, считается у латинян заслугами сверхдолжными, но за исполнение которых святые получают "запас" добрых дел, превышающий необходимое для спасения и его как бы гарантирующее. Таким образом, автор, рассматривая девство как "совет" (при исполнении прочих заповедей), возможное и желательное благодатное сверхдолжное, подводит читателя к мысли, что само по себе принятие девства необходимо для приобщения к Новозаветной Церкви и, соответственно, Спасения. *
5. По антропологии были зачитаны фрагменты рецензии на книгу историка церкви чтеца Владимира Мосса. Было отмечено, что человек с его Природой и Ипостасями создан по Образу и Подобию Бога-Троицы, и что брак с его множественностью прообразовательно уподобляется природно-ипостасному первообразу. Однако участники осознают, что никакая человеческая общественная институция, в том числе и брак, не может быть прямо проассоциирована с Троицей и экстраполяция данная ограничена лишь конвенциальными рамками свойств и отношений Природы и Ипостаси. Любовь и влечение друг к другу супругов в браке сами по себе не греховны, но несут последствия грехопадения, как, впрочем, и все остальные аспекты человеческого бытия. Они, таким образом, являются поврежденными, но не являются чем-то новым по отношению к антропологии до грехопадения. Влечение людей друг к другу является, с одной стороны, свойством самой человеческой природы, стремящейся к природной полноте и гармонии, и, с другой стороны, отражением заповеди о необходимости любви. Таинство брака, установленное Господом прежде грехопадения, является напоминанием нам о том, что мы (человеческие Ипостаси) являемся одним, одним не являясь, а так как мы созданы по Образу и Подобию, влечение данное не может противоречить влечению ко Христу. Выражения “блуд под венцом”, если они вообще возможны, следует относить к не умеренности в брачных отношениях, что является грехом, но грехом едва ли большим, нежели чем невоздержанность в пище. Однако воздержание даже в пище, большее, чем того требует Церковь, является серьезным самочинием и недопустимо без особого пастырского благословения, не говоря уже о сверхдолжном воздержании в брачных отношениях. Монашеское бытие является иногда более удобной формой христианской жизни, но только благодаря тому, что у монаха меньше мирских забот и больше времени для служения Господу. Однако девство в миру и, особенно, типизация данного подхода на уровне церковно-приходской практики может являться опаснейшим искушением и допустимо в рамках прихода в целом и пастырской проповеди, этому на уровне приходском способствующей, только со специального разрешения правящего архиерея. Целибат для мирян не был и никогда не будет нормальной и естественной формой церковно-приходской практики. Вместе с принятием целибата мирянам желательно принимать и монашеский постриг, удаляясь от мирского прихода в монастыри. Конечно, со времен ранних отцов всегда находились подвижники, которые сами накладывали на себя более жесткие требования, чем требования Церкви. Однако это были по преимуществу святые, водители Церкви. Но, самое главное: одно дело – личные исключения, что безусловно правомерно, и другое дело –регулярная и хорошо поставленная пастырская приходская проповедь, призывающая мирян принимать целибат и оставаться при этом в миру. Примечание: участники семинара ни в коей мере не разделяют мнение лжеучителей, пытающихся усмотреть в физических отношениях между мужем и женой духовный смысл. И, говоря о супружеской любви, имеют в виду ее очищенный от страсти первозданный идеал (недаром апостол Павел повелевает мужьям любить своих жен). Однако участники семинара помнят о частном мнении св.Григория Нисского , что даже и физические отношения в браке могут быть свободны от страсти и уж во всяком случае точно сознают, что у Церкви нет единого и четко высказанного мнения о том, что первозданный идеал брака был их лишен. Таким образом, четкая синонимизация целомудренного и девственного христианского брака не является учением Церкви и, соответственно, является модернистской интерпретацией.
6. По аскетике была отмечена некорректная синонимия понятий “девство” и “целомудрие”(целомудренным может быть и христианский брак), понятий “девство” и “монашество”, сведение монашеского подвига исключительно к принятию девства и игнорирование важнейшего аспекта монашеской жизни – послушания. Меж тем, проигнорирован также аскетический аспект любого христианского брака. Послушание и смирение является важнейшим христианским аскетическим деланием, и в браке оно иногда проявляется не менее, нежели чем в монашеском общежитии. Дары Нового Завета многоразличны, и подвиг жизни во Христе нельзя возвести в тип и конкретную форму бытия. Целью христианина является Христос, девство же не является целью, а в лучшем случае, одним из средств.
7. Была отмечена не православная экклесиология автора, фактически проводящего границы Церкви по границам принявших девство (“монашество как единственная форма христианской жизни”), хотя в иных местах это автором и отрицается, что говорит либо об отсутствии редакционной работы над текстом (устранение противоречий), либо о намеренной двусмысленности позиции. Автор также полагает, что оставление брачного бытия ради воздержания, осужденное Гангрским Собором, допустимо, и что Церковь была на стороне Василия Великого в данном вопросе. Это не так. Церковь проигнорировала данное мнение Вселенского Учителя и приняла в свою каноническую практику именно правила гангрских Отцов, которые и стали учением Церкви по данному вопросу.
8. В самом начале книги автор дает конкретный эсхатологический прогноз и им как бы оправдывает необходимость возвращения к “первоначальным нормам” христианской жизни. Следует ли говорить, что подобные прогнозы и, соответственно, императивное требование церковно-приходских реформ, с этими прогнозами увязанное, не является чем-то новым в истории Церкви. Церковь, тем не менее, всегда, как мы знаем из бесчисленных прецедентов, оставляла подобные требования без внимания. Из того обстоятельства, что Церковь Христова в двадцатом столетии претерпела сильные численные сокращения, делается спорный вывод о желательности покинуть традиционные формы приходской жизни, выработанные в империи, заменив их общинами по примеру эвстафианских.
9. Пастырское значение книги, которую сложно назвать исключительно научной монографией (о чем см. пункт 2), расценено семинаром как сопряженное с возможным вредом для потенциальных пасомых, искушениями, прелестью и модернизмом. Для не христианского читателя книга также, вероятно, представляет некоторую опасность
10. По вопросу апологетизируемого автором египетского монашества семинар высказался осторожно: тема слишком мало изучена. Однако достоверно известно, что ко времени 3 Вселенского Собора значительная часть египетского монашества стало авангардом монофизитской христологии, поддерживая монофизитскую иерархию против халкидонской. Традиции не возникают на пустом месте, они формируются в развитии.