О Положении Русской Зарубежной Церкви в Современном
Мире
К предстоящему Архиерейскому Собору РПЦЗ (РПЦИ)
П.Д.Ф.
вариант
Одним из первоочередных вопросов, решения которого ждут
от Архиерейского Собора все верные чада Русской Церкви, является четкое
выражение экклезиологической позиции, твердое православное исповедание
веры и определение положения нашей Церкви в современном мире и ее
отношение с другими называюшими себя "православными"
церквями.
Русская Зарубежная Церковь всегда ощущала себя
неразрывной частью Поместной Русской Православной Церкви и тем самым и
Вселенской Церкви и на протяжении всей своей истории самой главной своей
задачей ставила сохранение истинного учения и традиций Единой Святой,
Соборной и Апостольской Церкви.
Промыслом Божиим Русской Церкви
была уготована особая миссия в ХХ веке, когда великое отступление, о
котором предупреждал христиан Апостол Павел во 2-ом Послании Солунянам,
приобрело невероятные масштабы, и в мире почти восторжествовал, по
определению приснопамятного Арх. Аверкия, "искусственно-закамуфлированный
сатанизм, который явился в двух образах: в виде марксо-коммунизма в
странах порабощенных богоборческой властью и в виде экуменизма в странах
так называемого свободного мира, в действительности вовсе несвободного.
Отец у них общий - это сам сатана, который усиленно готовит сейчас к
воцарению в мире своего верного слугу - Антихриста" [1].
Русской Церкви первой пришлось
противостать этому мировому злу, когда богоборная революция 1917 г.
разрушила православное царство и устранила
Удерживающего.
"Всеблагому промыслу Божию было угодно поставить
перед лицом неверующего государства именно православную Русскую Церковь,
которая не только велика по количеству своих членов, но велика и по
значению своего просвещения, имеющая многочисленный ученый епископат, клир
и мирян, по сравнению с прочими автокефальными православными Церквами, а
посему свои определения она должна выразить безошибочно, которые
определяли бы правильное отношение Церкви к такому государству, которое
ставит своей конечной целью борьбу с Богом и его властью в сердцах народа.
Такие соборные определения Русской Церкви будут иметь руководящее значение
для всего мира во времена эсхатологические" [2].
Голосом страждущей на родине
Матери-Церкви, которую богоборцы-коммунисты стремились не просто
уничтожить, но и заменить лжеправославной церковью лукавнующих, стала
Русская Зарубежная Церковь. Она раскрыла сатанинскую сущность коммунизма и
обличила предательский компромисс митрополита Сергия и его последователей,
покорившихся богоборному государству и лукаво прикрывающих свое
отступничество ссылками на церковную традицию.
Позже также Русская
Зарубежная Церковь должна была опровергнуть заблуждения экуменизма.
Обличая эту ересь, которую приняли и распространяли высшие иерархи
практически всех Православных поместных церквей, Русская Зарубежная
Церковь в соборных решениях и трудах своих архипастырей не только раскрыла
пагубность и ложь экуменизма, но и ясно выразила святоотеческое учение о
Церкви, что также имело и имеет руководящее значение для православных
христиан всего мира и для всех тех, кто искренне стремится к
Истине.
Для правильного определения нынешнего положения Русской
Церкви и устранения некоторых недоумений и кажущихся противоречий,
используемых отступнической иерархией синода владыки Лавра для оправдания
своих заблуждений, представляется необходимым рассмотреть в исторической
перспективе отношение Русской Зарубежной Церкви к сергианскому отступлению
и экуменизму.
1. Русская Зарубежная Церковь и сергианское
отступление
О сергианстве уже написано и сказано немало. В соборных
документах и трудах архипастырей Русской Зарубежной Церкви и замечательных
письмах архиереев новомучеников и исповедников убедительно раскрыта
сущность этого заблуждения, и сейчас для всякого искреннего православного
христианина не остается никаких сомнений, что сергианский компромисс был
явным предательством и отступничеством, который Русская Церковь соборным
голосом большей части ее епископата и лучших пастырей и мирян сразу же
отвергла.
Многие архиереи и клирики прервали общение с митрополитом
Сергием, не желая приобщиться к его нечестию. Так и Архиерейский Собор за
границей, сразу же отказался признать декларацию митрополита Сергия. В
Окружном Послании от 27 августа 1927 г. Архиерейский Собор указал, что
"высшая церковная власть в России находится в тяжком пленении у врагов
Церкви"; и Собор определил прекратить сношения с Московской церковной
властью "в виду невозможности нормальных сношений с нею и в виду
порабощения ее безбожной властью, лишающей ее свободы в своих
волеизъявлениях и канонического управления Церковью".
Первоиерарх
РПЦЗ Митрополит Антоний в письме Митрополиту Сергию в 1933 г.
писал:
"Что касается Вас, то с нами разделяет Вас то, что Вы в
желании обеспечить безопасное существование церковному центру постарались
соединить свет с тьмою. Вы впали в искушение, сущность которого раскрыта в
Св. Евангелии. Некогда дух зла пытался и Самого Сына Божия увлечь картиной
внешнего легкого успеха, поставив условием поклонение ему, сыну погибели.
Вы не взяли пример со Христа, св. мучеников и исповедников, отвергших
такой компромисс, а поклонились исконному врагу нашего спасения, когда,
ради призрачного успеха, ради сохранения внешней организации заявили, что
радости безбожной власти - Ваши радости, и что враги ее - Ваши враги. Вы
даже постарались развенчать мучеников и исповедников последних лет (в том
числе и себя, ибо мне известно, что одно время и Вы являли твердость и
были в заключении), утверждая, будто бы они терпят темничное заключение,
изгнание и пытки не за имя Христово, а как контрреволюционеры. Вы этим
возвели на них хулу. Вы унизили их подвиг, расхолодили тех, кто, может
быть, приобщился бы к лику мучеников за веру. Вы отлучили себя от цвета и
украшения Русской Церкви. В этом ни я, ни мои заграничные собратья никогда
не последуем за Вами".
Последующие соборы Зарубежной Церкви также
свидетельствовали об отступничестве возглавляемой Митрополитом Сергием
иерархии.
Во время войны в 1943 г. Митрополит Анастасий и другие
зарубежные архиереи не признали законности собранного по указанию Сталина
собора в Москве, избравшего м Митрополита Сергия патриархом. Позже
Архиерейский Собор не признал и законности Алексия I.
В дальнейших
соборных заявлениях архиереи Зарубежной Церкви подтверждали, что не
признают каноничности Московской патриархии и считают ее отступившей от
Православия.
Однако, несмотря на это, РПЦЗ все же не выступала с
окончательными категорическими заявлениями в отношении Московской
патриархии, не предавала анафеме иерархов-отступников. Хотя некоторые
зарубежные архиереи и клирики говорили и писали о полной безблагодатности
советской церкви и т.п., но соборные документы РПЦЗ в целом далеки от
такой однозначной оценки.
Так, например, в Послании Архиерейского
Собора РПЦЗ 1962 г. обличаются иерархи, служащие богоборцам, но выражается
сочувствие верующим и даже простым священникам, а Великомученица Церковь
Всероссийская противопоставляется Московской патриархии. При этом,
Московская патриархия - это, как говорится в Послании, "небольшая группа
духовенства, имеющая право на легальное существование" [3], а Церковь Всероссийская - весь остальной
церковный народ, в том числе и находящийся в Московской патриархии, но
подвергающийся гонениям.
Эта же позиция прослеживается по
документам и других соборов.
Так даже Архиерейский Собор 1971 года,
который принял специальное определение о Катакомбной Церкви,
провозгласившее духовное единство РПЦЗ с Катакомбной Церковью, обратился
ко всем православным в России:
"Свободные епископы Русской Церкви
благословляют и призывают православных русских людей сплотиться на защиту
Христовой Церкви, на прославление своих исповедников и мучеников, на
обличение засылаемых в ограду Церкви волков в овечьих шкурах, на борьбу за
восстановление законного порядка в Русской Церкви.
Тот же
исповедник ее - Борис Владимирович Талантов убеждал чад Церкви в том, "что
из-за развращения и предательства епископов верующие не должны расходиться
по домам и организовывать отдельные секты, но, сохраняя единство, они
должны начать всенародное обличение развращенных лжепастырей и очистить от
них Церковь" [4].
В 1974 год на Третьем Всезарубежном
Церковном Соборе Протопресвитер Георгий Граббе в докладе о каноническом
положении Русской Зарубежной Церкви хотя и подчеркнул, что "Московская
патриархия не имеет прямого канонического преемства и отступила от
Православия" [5], но в ответе на письмо А. Солженицына, который
был одобрен членами Собора, сказал:
"Прежде всего мы совсем не
упрощаем свой взгляд на состав Церкви в России. Если мы сами не испытывали
всего того, что там переносили наши братья, то слышали мы много и в сердце
своем страдали с ними... не ради осуждения братьев в России, а для
здорового направления паствы мы были вынуждены высказывать суждение о
действиях иерархов в СССР. Мы должны были решить с кем мы духовно: с митр.
Сергием или с митр. Петром и Иосифом.
Одобряя нашу позицию,
Солженицын показывает, что он это понимает. Но в одном он ошибается: не
соглашаясь с митр. Сергием, мы не осуждали простых людей, молящихся в его
храмах. Мы не можем иметь с патриархом, его епископами и клиром никакого
общения, ибо ни об одном из них за редким исключением не знаем, кто из них
больше служит Христу, а кто - Велиару. Приезжающих из СССР православных
мирян мы сразу принимаем в своих храмах как братьев.
Так называемая
катакомбность имеет для нас разные формы. Всякий священник, который без
регистрации и документов крестит детей или взрослых - уже трудится тайно
от врага и рискует собою ради Христа.
Но по нашим сведениям
все-таки есть немногочисленные буквально катакомбные священники, у которых
за эти годы усовершенствовалась техника конспирации. У нас были контакты с
ними.
Мы не можем судить о лицах. Только Бог знает, кто
действительно служит Ему, а кто - сатанинской власти." [6]
Также и Митрополит Филарет в ответе
Солженицыну на том же Соборе говорил: "Но, зная как трудно противостоять
коммунистическому организованному насилию, мы лобызаем всякое проявление
религиозной независимости от сатанинского гнета ради Христа, а всех
приезжающих из России верующих принимаем с любовью". [7]
Таким образом, по документам Соборов
РПЦЗ можно проследить следующее: не имея никаких контактов с иерархами
Московской патриархии и считая их отступившими от Православия, архиереи
Русской Зарубежной Церкви не считали отпавшим весь церковный народ и даже
к простым священникам относились по-разному. В своей последней книге
Епископ Григорий (Граббе) писал о том, что почитающие новомучеников
верующие "уже в какой-то степени отделяются от греха последовательницы
сергианского компромисса со злом - Московской Патриархии". [8]
Противоречивость подобного подхода в
настоящее время и вызывает споры и разногласия. Отсутствие однозначной
оценки Московской патриархии дает возможность либерально настроенным
иерархам, которые составляют весь епископат нынешнего синода владыки Лавра
(Шкурлы), обосновывать свою отступническую политику сближения с Московской
патриархией ссылками на заветы прежних иерархов и соборы РПЦЗ.
С
другой стороны, некоторые катакомбники и подобные им греческие
старостильники-матфеевцы, смущаясь двойственной, как им представляется,
позицией РПЦЗ, либо подвергают сомнению православность иерархов, которые
не давали строгих категорических оценок, либо вообще обвиняют всю
Зарубежную Церковь в отступлении с самого начала и, уподобляя ее
Московской патриархии, фактически перечеркивают всю ее исповедническую
историю.
Акривия и Икономия
На самом деле кажущаяся неясность и противоречивость
позиции Русской Зарубежной Церкви представляет собой, по нашему мнению,
выражение двух сторон одной истинной церковной позиции. Церковь всегда с
рассудительностью использует в зависимости от ситуации икономию или
акривию, которые являются как бы "двумя руками Церкви", по выражению св.
Никодима Святогорца.
Особенно это касается времени возникновения
ересей, когда они только начинают распространяться, захватывая целые
церковные общности. Это время всеобщего замешательства, смуты и
неопределенности. Порой многие православные оказываются в общении с ересью
не по убеждению, а в силу обстоятельств, и им требуется время для
осознания своего положения и отделения от сознательных еретиков и
отступников. Учитывая это, можно понять ту мудрую икономию, которой в
такие времена всегда руководствуется Церковь.
Строго осуждая саму
ересь и ее сознательных поборников, отцы Церкви проявляют мягкость или
снисхождение к тем, кто оказывается в общении с еретиками в силу разных
обстоятельств, но еще сохраняет правую веру.
Так, например, Св.
Феодор Студит во время распространения ереси иконоборчества в
Константинопольской церкви (IX в.), был очень строг в отношении еретиков,
сознательно принявших ересь. На вопрос о том, можно ли входить в церкви,
оскверненные священниками, вступившими в общение с ересью, и занимаемые
ими для молитвы и псалмопения, он категорично отвечает: ""Отнюдь не должно
входить в такие церкви для указанных целей, ибо написано: се оставляется
дом ваш пуст (Мф. 23, 38). Подлинно, как скоро введена ересь, то отлетел
ангел хранитель тех мест, по словам Василия Великого (Посл. 230), и такой
храм стал обыкновенным домом. И не вниду, говорит псалмопевец в церковь
лукавнующих (Пс. 25,5). И апостол говорит: кое сложение церкви Божией с
идолы (2 Кор. 6,16)". [9]
Однако при всей строгости к еретикам
Св. Феодор проявляет мягкость по отношению к тем православным, которые в
силу обстоятельств находятся в том или ином общении с еретиками. Так он
позволял православным христианам принимать некоторые таинства, совершаемые
священником, у которого епископ православный, но который в силу
обстоятельств поминает еретического митрополита.
Вот, например,
Письмо 49 к Навкратию сыну: "Вопрос: Если епископ не находился на
прелюбодейном соборе и называет его лжесборищем, но поминает бывшего на
нем митрополита своего, то следует ли иметь общение с пресвитером такого
православного епископа? Ответ: Следует, по икономии, только если он не
служил вместе с еретиками. Ибо, когда епископ, который поминается,
православен, то ничего не значит, если он поминает своего
митрополита-еретика из страха перед ним. Когда такой пресвитер приглашает
на всенощную, нужно идти, и когда он предоставляет церковь, надобно
принимать, и когда сам входит в нее отслужить, надобно позволять, или -
помянуть покойника, только бы православного, надобно дозволить, и когда
берется служить в ней, не надобно препятствовать. Если же он поминает
епископа еретика, то хотя бы сам мыслил православно, нужно воздерживаться
от божественного приобщения (вместе с ним) и от общей трапезы, если при
этом надлежит помянуть того (епископа)..." [10].
В ответе на 11-й вопрос в письме
Мефодию монаху Св. Феодор, ссылаясь на уже изреченное исповедниками,
позволяет по причине стеснительных обстоятельств там, где нет православных
священников креститься, принимать монашеский постриг, брать святую воду на
праздник Богоявления от священника, который в общении с еретиками, но вера
которого не испорчена.
Таким образом, во время распространения
ереси возникают различные ситуации, когда допускается икономия по
отношению к православным, которые в силу обстоятельств еще пребывают в
общении с еретиками. Здесь нет какого-то общего правила, поскольку
икономия является как раз ослаблением строгих правил, т.е. акривии
(точности) канонов для благосозидания Церкви, и отцы Церкви,
руководствуясь благом Церкви, применяли ее с духовным рассуждением к
каждому конкретному случаю.
В подобной сложной ситуации церковной
смуты (распространения арианской ереси IV в.) приходилось принимать
решения и Св. Афанасию Великому. Всю жизнь проведший в борьбе с ересью
арианства, Св. Афанасий проявлял снисхождение к тем, кто, сохраняя
православное учение и убеждение, пребывали в общении с арианами, дабы
сохранить паству от еще худших соблазнов.
"Ибо таковые утверждали,
что они не совращались в нечестие: но дабы некоторые, соделавшись
нечестивейшими, не расстроили церквей, почли за лучшее уступити насилию, и
понести бремя, нежели погубити народ". [11]
Св. Афанасий применяет к ним икономию
и позволяет после их покаяния принимать их в клир. Зонара в толковании на
это каноническое послание подчеркивает, что такие клирики не были
самовластными делателями нечестия, "но были увлечены нуждою и насилием,
т.е. по неволе приложились к нечестию и отвлеклись от благочестия (ибо как
увлекаемый сильным потоком воды несется не по собственному произволу, но
стремится невольно, так и они были увлечены и преклонились потому, что
были побеждены насилием еретиков)". [12]
Икономия действует временно, в
переходный период смуты, когда только еще происходит размежевания еретиков
и православных. "То, что было допущено до некоторого времени, - писал
Св.Феодор, - не подлежит осуждению и нисколько не странно и не беззаконно,
а только уклончиво, и не очень точно. Это временная икономия" [13].
По мере дальнейшего развития ереси,
когда уже ясно обозначается заблуждение и достаточно проходит времени для
его осознания, более строгим становится и отношение к остающимся в этом
заблуждении. И это очень существенный момент, на который следует обратить
внимание.
Акривия и Икономия Русской Зарубежной Церкви по
отношению к Московской патриархии
Такое же рассудительное отношение к сергианскому
отступлению мы видим со стороны архиереев Русской Зарубежной Церкви.
Строгое осуждение самого сергианского компромисса и сознательных его
сторонников, и снисхождение к церковному народу, которому нужно было
время, как для осознания заблуждения, так и для определения своего
положения. Это был своего рода "переходный период", когда еще не до конца
выявилось, насколько далеко зашло отступление. И можно было даже
надеяться, что всенародное обличение предательства лжепастырей, к которому
призывал вятский исповедник Борис Талантов, возымеет свое действие. Трудно
было и однозначно судить обо всех. Долгое время было неясно, кто есть кто.
Ведь в условиях гонений даже некоторые клирики, сохранявшие общение с
иерархией Московской патриархии, по духу были ей совершенно чужды и порой
не боялись исповедывать истину пред безбожной властью.
Поэтому
Святитель Иоанн Максимович и мог писать:
"Мы верим и знаем, что
сильна Православная вера в России. Господь Бог, сохранивший семь тысяч
мужей, не преклонивших колен перед Ваалом во дни Илии, и ныне имеет
множество рабов Своих, тайно служащих и молящихся Ему по всему
пространству Русской Земли. И среди архиереев внешне покорных Советской
власти, многие терзаются тем внутренне, и при наступлении возможности
поступят по примеру тех, кто на Халкидонском Соборе со слезами заявили,
что вынужденно дали свои подписи на Разбойничьем Соборе, по примеру Св.
патриарха Павла, угнетенного совестью и принявшего схиму в сознании своей
слабости при иконоборцах. О том свидетельствуют множество покинувших
Родину во время Второй мировой войны. Это знают советы и держат под явным
и тайным надзором всех, особенно временно выпускаемых за границу". [14]
В какой-то мере Св. Иоанн не
дооценивал масштабы отступления иерархов Московской патриархии, но
рассуждая таким образом в начале 1960-х гг., он по-видимому, помнил пример
тех украинских и белорусских архиереев, которые во время Второй мировой
войны вышли из канонического общения с Московской патриархией и позже
присоединились к Зарубежной Церкви. В составе Архиерейского Собора,
состоявшегося в Мюнхене в 1946 году главным образом были именно эти
архиереи и позже многие из них занимали кафедры в Европе и Америке и до
самой свой кончины верно несли свою архипастырскую службу (в их числе были
берлинский епископ Филофей, аргентинский Афанасий, сиднейский Феодор,
чикагский Григорий и чилийский Леонтий).
Даже Митрополит Филарет,
который очень строго говорил о Московской патриархии как о лжецеркви, мог
сочувствовать тем пастырям, которые действительно в силу обстоятельств
вынуждены были пребывать в общении с Московской патриархией, и которые, по
словам Св. Афанасия Великого, "отстали в силу обстоятельств, но которые не
повреждены неправильной верой" (Второе Каноническое Послание). Видимо,
только этим можно объяснить благословение Митрополита Филарета на
публикацию материалов о старце Таврионе в журнале "Orthodox
Word".
Редактор журнала поместил перед этой публикацией слова
Митрополита Филарета: "По моим сведениям, этот мудрый и благочестивый
старец сначала принадлежал катакомбной церкви, но, видя, как верующие люди
были рассеяны, как овцы без пастыря, он присоединился к официальной
церкви, но в своей деятельности он пребывал совершенно в стороне от нее,
отдавая все свои силы духовному руководству верующих душ..."[15]
Это неожиданное для Митрополита
Филарета сочувствие к старцу, присоединившемуся к Московской патриархии,
особенно в сравнении с его позицией высказанной по делу о. Димитрия Дудко
(см. ниже), казалось очень странным и вызвало смущение у многих. В связи с
этим Митрополит Филарет специально выступил на заседании Архиерейского
Синода 12 (25) августа 1981 г. Он выразил сожаление, что данная публикация
(о старце Таврионе) вызвала смущение среди читателей, а его приписка,
которая не была предназначена для публикации, воспринята как одобрение
позиции архимандрита Тавриона. Митрополит Филарет подчеркнул, что это не
так.
"Осуждение нашей иерархией соглашения Московской патриархии с
атеистами остается в силе и не изменится до покаяния Московской
патриархии. Политика Московской патриархии несомненно является
предательством Православия, поэтому мы не имеем никакого литургического
общения с епископами и клириками МП. Но при этом, - продолжил Владыка
Филарет, - это не мешает нам с любовью и скорбью изучать религиозную жизнь
в России и отмечать позитивные изменения в ней. Отход от атеизма и
сергианства должен рассматриваться как позитивный шаг к чистому
православию, хотя это и не открывает еще путь к церковному единению с
нами. В свете этого жизнь и деятельность архимандрита Тавриона -
интересный феномен, но это не значит, что я одобряю его членство в
сергианской церкви...".[16]
Снисхождение Святителя Филарета к
тем, кто боролся с безбожием и не участвовал в делах иерархии, не отменяла
его строгого отношения к отступничеству сергианства и советской иерархии,
служащей безбожникам. Чисто по-человечески Владыка Филарет, вероятно,
понимал о. Тавриона, ведь в свое время он сам оказался в труднейшей
ситуации, когда после Второй мировой войны в Китае вместе со всеми
дальневосточными епископами и клириками, введенными в заблуждение
московской пропагандой, вынужден был пребывать в юрисдикции Московской
патриархии и в течение нескольких лет до самого отъезда должен был
поминать п. Алексия I. Постепенно (тогда еще архимандрит) Филарет все
больше и больше убеждался в неправде того пути, по которому шла иерархия
Московской патриархии. Сам он старался уберечь свою паству от лжи и
фальши, которую вносила иерархия в церковную жизнь.
"Но должен
сказать, - говорил он в слове перед рукоположением во епископа, - что при
таком настойчивом отгораживании от этой фальши и лжи, от этой
лже-церковности, каноническая зависимость от Московской патриархии,
проводившей в жизнь эту лже-церковность, мной ощущалась, как бремя тяжкое,
как беда неизбывная. Избежать этого было нельзя, я состоял в клире
Харбинской епархии, и через нее, как и все остальное духовенство,
находился в юрисдикции Московской патриархии. Стараясь оберегать свою
паству от советской фальши и лжи, сам я чувствовал себя иногда невыразимо
тяжело - до того, что несколько раз подходил вплотную к решению вообще
уйти - оставить служение. И останавливала меня только мысль о своей
пастве: а как оставить малых сих? Уйду, оставлю служение - значит, им
придется ходить на советскую "службу" и слышать молитвы о предтечах
антихриста - "Господи, сохрани их на многая лета" и т.д. Это останавливало
меня и заставляло нести свой долг до конца". [17]
Только после отъезда из красного
Китая архимандрит Филарет смог обратиться к Митрополиту Анастасию и был
принят в Русскую Зарубежную Церковь. Очевидно, что в то время к нему
полностью подходило Правило Св. Афанасия Великого о тех клириках, которые
не были "самовластными делателями нечестия", но в силу обстоятельств были
в общении с этими делателями нечестия, уберегая при этом народ от
нечестия.
Такое же отношение могло быть и к архимандриту
Тавриону.
Однако снисхождение и сочувствие вовсе не означало
признания законным самого нахождения в Московской патриархии. Как и во
времена Св. Афанасия, пребывавшие в общении с еретиками православные
клирики и миряне считались "унесенными сильным потоком", и Церковь
принимала их после их покаяния - "постановлено давать прощение, если они
раскаиваются".[18] Так и в Русскую Зарубежную Церковь будущий
Митрополит (в то время еще архимандрит) Филарет был принят после написания
им особого покаянного заявления. С каким бы снисхождением Церковь ни
относилась к таким православным, не еретикам, "унесенным сильным потоком",
все же они были унесены от истинного пути и погрешили (пусть и не в такой
степени как еретики настоящие), в чем и должны были раскаяться.
Так
и в отношении к о. Тавриону - можно было его понять и отнестись к нему с
сочувствием, но никак не поставить в качестве примера для подражания.
Остается только пожалеть, что Митрополит Филарет не написал подробно свое
мнение и его несколько слов, которые были приписаны в качестве информации,
а не подробного комментария и объяснения, редактор журнала некорректно, и
вероятнее всего намеренно поспешил поместить в журнале в качестве
предисловия для подкрепления своего "либерального" отношения к Московской
патриархии.
На самом деле позиция Святителя Филарета к тому времени
была весьма строгой, о чем свидетельствует его отношение к знаменитому
"делу о. Димитрия Дудко".
Это "дело" стало во второй половине
1970-ых годов сенсацией во всем мире, особенно среди русской эмиграции, и
очень ясно выявило разные точки зрения на Московскую патриархию.
О.
Димитрий - смелый священник, крестивший тысячи людей, проповедующий Слово
Божие и обличающий безбожие, вызывал восхищение и сочувствие, несмотря на
то, что он был священником Московской патриархии. О нем повсюду говорили и
писали в зарубежье, о нем молились. Однако после ареста и нескольких
месяцев тюремного заключения о. Димитрий отрекся от всей своей прежней
деятельности и принес публичное покаяние, которое было транслировано по
советскому телевидению.
С самого начала Митрополит Филарет крайне
недоверчиво относился к о. Димитрию и его деятельности, которая
подозрительно долго не встречала препятствий со стороны безбожной власти,
столь немилосердно расправлявшейся с другими малейшими проявлениями
религиозной свободы в СССР. Митрополит Филарет не сочувствовал восторгам
по поводу смелых выступлений о. Димитрия против безбожия и предупреждал,
что случится катастрофа. В письме о. Виктору Потапову от 26 июня 1980 г.
Владыка писал:
"Св. Патриарх Тихон и Всероссийский церковный Собор
анафематствовали коммунистов и всех их сотрудников. Эта грозная анафема до
сих пор не снята и сохраняет силу, т.к. снять ее может такой же
всероссийский церковный Собор, как каноническая высшая церковная власть. И
произошло страшное дело в 1927 году, когда возглавлявший церковь митр.
Сергий своей позорной отступнической декларацией подчинил Русскую Церковь
большевикам и объявил о сотрудничестве с ними. И сбылось в самом точном
смысле выражение... "под свою анафему падоша!" Ибо в 1918 г. церковь
анафематствовала всех соработников коммунизма, а в 1927 году сама вошла в
компанию этих сотрудников и стала восхвалять красную богоборческую власть
- восхвалять красного зверя, о котором говорит Апокалипсис.
Этого
мало. Когда митр. Сергий обнародовал свою позорную декларацию - от сов.
Церкви сразу отделились верные чада церковные, и создалась катакомбная
Церковь. А она в свою очередь анафематствовала официальную церковь за ее
измену Христу.
И вот в этой церкви лукавнующих протекала
деятельность о. Димитрия Дудко, который в печати прямо заявил, что с
советской церковью он не порывает, и остается в ней. Если бы его очи были
открыты, и он видел истинную природу официальной церкви, вероятно, нашел
бы в себе мужество сказать - "возненавидех церковь лукавнующих и с
нечестивыми не сяду" - порываю с компанией богопротивников и выхожу из
советской церкви". Вот тогда - он стал бы для нас своим - его мужество
уничтожило бы преграду, которая неотменно стоит между нами в силу того,
что Собор принял к руководству завещание митр. Анастасия. А в этом
завещании указывается, что не следует иметь никакого общения с
советчиками, не только молитвенного, но и бытового. Но поскольку о.
Димитрий отказался бы от пребывания в советской лже-церкви и вышел бы из
ее состава - преграда к нему не относилась бы более".
Далее Владыка
Филарет пишет, что сейчас для бедного о. Димитрия, сломленного безбожной
властью и произнесшего по телевидению "покаяние" есть действительный путь
покаяния. "Но для этого нужно выйти из церкви лукавнующих в церковь
истинную, и там принести покаяние. Но за это с ним несомненно с сугубой
злобой и жестокостью расправится красная власть. Конечно, перейдя в
истинную церковь, он перейдет в область благодати и силы божественной,
которая укрепит его так, как она укрепила катакомбных монахинь. Дай Бог,
чтобы он нашел истинный и спасительный путь". [19]
Совершенно противоположную позицию
занимал по делу о. Димитрия Дудко архиепископ Антоний Женевский. Он
полностью поддерживал о. Димитрия и молился за него на литургии. Даже
после публичного "покаяния" о. Димитрия пред советской властью архиепископ
Антоний по-видимому не прекращал поминать того. Так он
писал:
"Издевательство над отцом Димитрием сделало его еще более
близким нам, родным братом во Христе, не только исповедником, но и
мучеником, приобщило его страданиям..."[20]
Сочувственно относился к о. Димитрию
и Епископ Григорий Граббе. Но его позиция существенно отличалась от
позиции архиепископа Антония.
"Отец Димитрий, - писал Владыка
Григорий, - формально принадлежал к Московской патриархии, но хорошо
понимал ее измену Православию. Он писал об этом, но для себя еще не видел
практического выхода. Его и не было в рамках обычного канонического
подчинения. Но если бы он продолжал идти по начатому пути, то жизнь
привела бы его к формальному отделению от патриархии". [21]
До тех пор, пока о. Димитрий шел по
пути исповедничества, т.е. вопреки сергианскому компромиссу исповедывал
веру и обличал безбожие, епископ Григорий молился за него, как за
православного, который по определению Св. Афанасия Великого не был
самостоятельным делателем нечестия, и который (что особенно важно в данном
случае) уходил от нечестия, встав на путь исповедничества. Но о. Димитрий
сошел с этого пути. И Владыка Григорий пишет: "Став на путь исповедника,
но, сойдя с него и не приобретя мученического венца, - он для многих стал
теперь предметом соблазна, ибо ученики его, очевидно, ожидали
другого".
После покаянного заявления о. Димитрия, в котором тот
отрекался от всей своей деятельности христианского пастырства, Епископ
Григорий не только не считал его мучеником, но считал его падшим в борьбе
с антихристовыми силами. Владыка Григорий не осуждал о. Димитрия, но при
этом он очень четко говорил, как следует о нем молиться: "Нам надо не
осуждать, а жалеть его и молиться о нем в своей келейной молитве.
Церковная молитва о нем, т.е. поминание за литургией, после его заявления
уже невозможна" [22].
И это очень существенный момент.
Если для архиепископа Антония о. Димитрий - мученик, то для епископа
Григория - он несчастный и достойный жалости падший, подобно падшим, т.е.
отрекшимся от веры христианам в первые века гонений. Да, он отрекся после
страданий, а не как высшие иерархи Московской патриархии. И соответственно
отношение к нему должно быть другим, нежели к ним. Но он сошел с
исповеднического пути, на котором был и тем самым остался на жалком
отступническом пути Московской патриархии. А поэтому, как бы ни было
по-человечески его жаль, никакого церковного общения с ним, как и со всеми
остальными отступившими, у Церкви быть не может.
Граница, по
которой происходило разделение в Русской Церкви, т.е. та граница, которая
разделяла РПЦЗ и МП, была указана Третьим Всезарубежным Церковным
Собором.
Из Послания Всезарубежного Церковного собора русскому
народу 1974 год:
"Собор свидетельствует:
Граница между
охранением Церкви и соблазнительным самосохранением проведена Святейшим
патриархом Тихоном, его законным Местоблюстителем Митрополитом Петром,
Митрополитом Казанским Кириллом, Петроградским Митрополитом Иосифом и
соловецкими исповедниками во главе с Архиепископом Иларионом
(Троицким).
Эту границу за последние годы провели Архиепископ
Ермоген, некоторые священники, среди них Николай Гайнов и Димитрий Дудко[23], вятские миряне во главе с Борисом
Талантовым, защитники Почаевской Лавры, такие как Феодосия Кузьминична
Варрава и многие другие.
Эту границу провел Солженицын своим
призывом "Жить не по лжи!"
Жить не по лжи и чтить память святых
мучеников и исповедников нашей Церкви - это и есть граница, отделяющая
действительных тихоновцев от "иродовой закваски сергиевщины", как об этом
писал умерший в заточении обличитель нынешних возглавителей патриархии
Борис Талантов.
В своих неусыпных молитвах друг за друга, в своей
любви о Господе Иисусе, в своей верности идеалу прошлой и будущей
Православной Руси, верные архипастыри, пастыри, иноки и миряне по обе
стороны железного занавеса едины. Вместе они составляют Святую Церковь
Русскую - неделимую, как неделим нешвейный хитон Христов. Всезарубежный
Собор принял ряд решений об оказании практической помощи духовному
возрождению на родине силами церковного зарубежья..." [24].
Напрасно нынешние сторонники владыки
Лавра и его Синода будут ликовать и цитировать это Послание в свою пользу.
Напрасно будут на нем обосновывать свое стремление к полному соединению с
нынешней Московской патриархией. Это можно сделать только без всякого
размышления, лишь при самом легкомысленном и поверхностном подходе. Также
как при таком бездумном чисто внешнем восприятии лишь словесных форм, а не
их сути, можно принять за выражение истинной позиции Русской Церкви
гладкие, хитро построенные заявления Архиерейского собора Московской
патриархии 2000 г. и сделать вывод о полном ее "преображении".
То,
что в 1974 году Собор Русской Зарубежной Церкви ощущает свое единство с
теми, кто за железным занавесом, находясь в Московской патриархии,
почитает новых мучеников и старается следовать по их пути, ни в коей мере
не упраздняет строгой канонической оценки отступнической иерархии
Московской патриархии, которая мучеников предавала и хулила. Те, кто в
условиях коммунистических гонений старались жить не по лжи, неизбежно
входили в противоречие с этой иерархией и волей-неволей сами должны были
идти по пути исповедничества. И этот путь, как указывал Еп. Григорий
Граббе, должен был привести их к отделению от иерархов Московской
патриархии, служащих богоборцам. Ведь все было так просто и ясно. С одной
стороны - богоборцы, с другой - мученики и исповедники. И если иерархи
были с богоборцами, то совесть православного человека, это осознавшего, не
могла ему позволить оставаться с ними.
Разделение было неизбежно.
Но это происходило постепенно. Как писал замечательный писатель и богослов
Зарубежной Церкви профессор Иван Андреев: "Жизнь Церкви всегда является
процессом. Когда Церковь Христова выделялась из церкви ветхозаветной, это
тоже был длительный, имевший много этапов процесс. Анна и Каиафа, с одной
стороны, апостолы и их ближайшие последователи, с другой стороны, это были
сразу обозначившиеся вехи двух противоположных станов. Но в Синедрионе
были Иосиф Аримафейский, Никодим и Гамалиил, ставшие потом мучениками
Христовыми. И сами апостолы каждый день единодушно пребывали в храме
(Деян. 2, 46), а это был храм, руководимый Анною и Каиафою, и это уже было
после Пятидесятницы, т. е. когда апостолы были уже преисполнены Духом
Святым.
Вопрос, решаемый этими процессами, предлежит каждому
человеку. "Патриарх" Алексий и его ближайшие сотрудники явственно
разрешили его для себя: они - в полном, совершенно недвусмысленном
исповеданном единении с богоборческой властью и против мучеников
Христовых. Но прочие, весь этот народ, наполняющий церкви, разве он за
одно с "патриархом" в этом вопросе? Нет, они не участвуют в совете и в
делах их, не участвуют в делах патриархии, т. е. в той черной стороне ее
дела, которая связывает ее с врагами Божиими и отделяет от Христа. И если
формально они не отъединяются от патриарха и его клира, то это только по
внешним причинам, по незрелости этого дела в данный момент, как апостол
Иоанн, тот самый, который потом назовет не принявшую Христа Синагогу
"сборищем сатанинским", первоначально вместе с апостолом Петром ходил в
нее для молитвы (Деян. 3, 1)".
Напомним, что это было написано
профессором Андреевым в 1948 году.
Именно особенности переходного
периода обусловливали осторожность в оценках и суждениях со стороны
Русской Зарубежной Церкви и применяемую ее пастырями мудрую икономию. Но
это было допущено именно на переходное время, когда еще только происходило
осознание пути Церкви и отделение правды от лукавой лжи, когда происходило
размежевание между исповедниками и отступниками. Как писал Св. Феодор
Студит о применении икономии в подобное же время смуты и неопределенности
при распространении иконоборческой ереси: "То, что было допущено до
некоторого времени, не подлежит осуждению и нисколько не странно и не
беззаконно, а только уклончиво, и не очень точно. Это временная икономия"
[25].
До какого же момента должна была
действовать икономия? Иным словами, когда должен был кончиться период
неопределенности? Очевидно, что для многих в РПЦЗ таким моментом было
ожидаемое падение безбожной власти и освобождение России, когда мог
собраться настоящий Поместный Собор. Ощущая себя неразрывной частью
Русской Церкви, Зарубежная Церковь, всегда подчеркивала, что ее
самостоятельность временная, и, что после падения безбожной власти на
родине, она воссоединится со своей Матерью-Церковью. Внимательно следя за
событиями на родине и особенно за церковными процессами, Русская
Зарубежная Церковь не предрешала окончательного суда над Московской
патриархией, предоставляя его будущему Поместному Собору Русской
Церкви.
Зарубежная Церковь надеялась, что когда рухнет власть
коммунистов и наступит свобода в России, вся ложь рассеется как дым, и все
станет ясно для всех. Весь русский народ узнает правду, обратится к Богу и
придет в Церковь. Он склонится пред подвигом новомучеников и оставшихся в
живых ревнителей Катакомбной Церкви, а ложь и отступничество иерархов
Московской патриархии станут настолько очевидными, что и они сами
вынуждены будут публично покаяться, ибо никто уже всерьез не воспримет эту
жалкую горстку отступников, имевших дерзость именовать себя высшими
иерархами Русской Православной Церкви.
Всенародное обличение
отступничества иерархов Московской патриархии, к которому призывали Соборы
Русской Зарубежной Церкви, действительно могло освободить церковный народ
от лжепастырей и очистить путь к подлинному возрождению Русской Церкви на
родине.
Увы, с прекращением открытых гонений и упразднением
коммунистической власти церковные события развивались в России совсем
иначе.
Углубление апостасии после падения
коммунизма.
С началом перестройки, когда коммунистическая власть в
СССР стала трансформироваться в демократическую, и идеология воинствующего
атеизма в религиозный плюрализм, та самая жалкая горстка продажных
иерархов, рабски исполняющих повеления атеистов и за это пользующихся
привилегиями высшей партийной номенклатуры, приобрела невероятную силу и
вес в обществе. Они получили поддержку от государства, овладели огромной
материальной и финансовой базой и превратили свою организацию в одну из
самых могущественных структур коррумпированного посткоммунистического
государства.
Неожиданно после упразднения коммунистического режима
вместо наказания или, по крайней мере, публичного порицания и ответного
покаяния за тесное сотрудничество с этим режимом иерархи Московской
патриархии наоборот приобрели общественное уважение, увенчались венцами
спасителей Церкви и были признаны правопреемниками Русской Церкви. Именно
эти иерархи-отступники, которые на протяжении десятилетий возводили хулу
на новомучеников, фактически соучаствуя с воинствующими безбожниками в
преследовании своих братьев и потворствуя разрушению Церкви, именно эти
лжеправославные иерархи стали представляться единственными наследниками
мученической Русской Церкви. Переданные в их ведение тысячи храмов и
монастырей, как нельзя лучше укрепили их положение, и таким образом
возглавляемая ими Московская патриархия, возрастающая материально и быстро
увеличивающая количественный состав своего клира, предстала пред
изумленным миром как возрождающаяся Русская Православная
Церковь.
Так, вместо чаемого освобождения России и Церкви после
падение коммунизма апостасийные силы лишь укрепили свою власть, а ложь и
обман приобрели еще более коварный и утонченный вид и торжествовали новые
победы не только в несчастной России, но и в зарубежье. Подобно тому, как
после Второй Мировой войны многие в Зарубежной Церкви были введены в
заблуждение советской пропагандой и приняли за возрождение Русской Церкви
восстановление Сталиным отступнической сергианской иерархии, так и во
время пресловутой перестройки на рубеже 1980-х- 1990-х гг. многие бездумно
воспринимали все происходящее в СССР и за внешним "освобождением"
Московской патриархии и активным внешним храмостроительством не увидели
страшной подмены и все более углубляющегося отступления [26].
Правда, первое время на рубеже
1980-1990-х гг. действительно еще была надежда, что в новых условиях,
(если и не полной свободы, то, по крайней мере, прекращения открытых
гонений), действительно произойдет изменение к лучшему в Московской
патриархии, и она вернется к истинному Православию. Трудно было
представить, что можно было лгать и лукавить по собственной воле. И
казалось, что с прекращением гонений (как надеялся раньше Св. Иоанн
Максимович и другие), сами иерархи Московской патриархии поспешат в слезах
раскаяться в том, что они должны были делать из-за страха и под угрозой
жизни.
Этим надеждам не суждено было осуществиться.
В
условиях прекращения гонений иерархи Московской патриархии не только не
отказались от своего отступнического пути, но напротив, стали упорствовать
и обосновывать его правильность.
В начале 1991 г. архиереи
Московской патриархии во главе с Алексеем II заявили:
"...Мы
обязаны подчеркнуть, что Декларация 1927 года не содержит ничего такого,
что было бы противно слову Божию, содержало бы ересь и, таким образом,
давало бы повод к отходу от принявшего его органа церковного управления...
Для нас важна принципиально христианская позиция в вопросе отношения
Церкви к государству...таким образом и практика нашей Церкви не содержит в
себе ничего такого, что унижало бы ее достоинство, каким-то образом
отождествляя ее с тем или иным политическим режимом..."[27]
Спустя несколько месяцев уже после
августовского путча 1991 г. в интервью газете "Известия" патриарх Алексий
сказал иное: "Сегодня мы можем сказать, что неправда замешана в его (м.
Сергия) Декларации. Декларация ставила своей целью поставить Церковь в
правильное отношение к советскому правительству. Но эти отношения - а в
Декларации они ясно обрисовываются как подчинение Церкви интересам
государственной политики - как раз не являются правильными с точки зрения
Церкви".
Однако отвергать Декларацию п. Алексий II не собирался:
"Декларация - это тяжелая страница в нашей истории. Но она есть и вырвать
из истории ее нельзя. Люди более беспристрастные, чем мы, вынесут
когда-нибудь свое суждение о том, насколько неизбежно было ее принятие
тогда. Но сегодня мы вполне в состоянии заявить, что не эта Декларация
лежит в основе сегодняшних отношений Церкви и государства". [28]
Безусловно, после падения
коммунистического режима и распада, вернее развала СССР, родиной
признавать Советский Союз было уже не нужно, это было бы преступно в
глазах новой власти демократов и помешало бы их замыслам. Подобострастные
заявления в лояльности правительству тоже уже были не нужны, поскольку
коммунистическое трансформировалось в демократическое, а оно власть свою
основывает не на страхе и принуждении открытом, а на лукавой свободе и
принуждении скрытом и потому более коварном. Поэтому декларация в прежней
ее форме и явная ложь уже действительно были не нужны, а власти
потребовалась поддержка скрытая, прикрытая правильными словами и
принципами, что и сделал Алексий II, который под прикрытием принципа
"воздержания от политики" поспешил поддержать разрушительный для России
режим Ельцина.
На протяжении десятилетий епископат Московской
патриархии был послушным орудием безбожной власти, и в новых условиях он
продолжил исполнять волю той же власти. Времена изменились, изменилась
форма власти, изменились и формы служения, но сущность осталась та
же.
Формально декларация 1927 г., положившая начало отступлению,
"ушла в прошлое". Однако ее апостасийная сущность, ее предательский
принцип служения любой власти мира сего - остались неизменными. Они
по-прежнему лежат в основании Московской патриархии. Примирение со злом,
любой ценой, ложь во спасение своего жалкого земного существования,
предательство своих братьев и паствы.
На своем Архиерейском соборе
2000 г. иерархи Московской патриархии только подтвердили верность
отступническому курсу. Завесой правильных и хороших слов, которыми они
наполнили принятые ими документы, они прикрыли свою апостасийную сущность.
Заявив о своем "прославлении" новомучеников, (при чем выборочном) иерархи
МП ничего не сказали о своем покаянии в том, что на протяжении десятилетий
своего раболепного служение богоборческой власти они возводили хулу на
этих мучеников и соучаствовали в гонениях на них[29].
Особенно явно проявилось это
лукавство МП в "канонизации" Царственных мучеников. Отметив, что они
"прославляют" Царя и его семью как страстотерпцев, а не мучеников, иерархи
МП осторожно подчеркнули, что государственная деятельность Царя не дает
оснований для его канонизации, и фактически представили Царя совершенно
неудачным правителем, а его убийство не как Царя- Помазанника Божьего, а
как простое политическое убийство. Это же подтвердил и отказ прославить
убитых вместе с Царственными мучениками их слуг, которые оставались верны
своему долгу, и продолжали служить Царю, вплоть до принятия мученической
кончины.
Такую лукавую "канонизации" со стороны своих иерархов
предвидели еще несколько лет назад даже сами рядовые члены Московской
патриархии: "Не менее (если не более) опасна фальсификация церковная, -
писали авторы альманаха "Православие или смерть" ?8, 1998, - Комиссия по
канонизации МП, возглавляемая митр. Ювеналием (Поярковым), предложила
компромиссное прославление Государя Николая Александровича. "Да, в
Ходынской трагедии виноват, с Распутиным якшался, обижал рабочих, страна
была отсталая, в общем, управитель государства был никуда не годный,
главное, довел страну до революции, но за Христа пострадал...". Такая
фальшивая канонизация только будет продолжать тот грязный поток клеветы,
который начали изливать христоборцы на Царскую Семью еще задолго до 1917
года..."
На том же Архиерейском соборе 2000 г. была принята так
называемая "социальная концепция". Хотя в ней было гладко написано много
правильных положений об отношении Церкви и государства, и даже
утверждалось, что Церковь может не повиноваться государству, если оно
призывает к отречению от Христа, однако иерархи МП ни словом не
обмолвились о том, что вся их предыдущая деятельность прямо противоречила
их этим нынешним утверждениям. Ни слова не было сказано и о злосчастной
декларации м. Сергия и не было никакого от нее отказа.
Также и об
отношении к инославному миру, было много правильных и в целом православных
заявлений, но не было никакого отказа от экуменической деятельности, и тем
более четкого заявления о том, что экуменизм - это ересь. А хитро
составленные формулировки оставляли возможность для любой удобной
трактовки, в том числе даже для обоснования экуменической
деятельности.
Об экуменической ереси и отношении к ней РПЦЗ речь
впереди, здесь же отметим, что экуменическая деятельность Московской
патриархии не уменьшается. Став по указанию безбожной власти активными
участниками экуменического движения с нач.1960-х годов, иерархи Московской
патриархии весьма преуспели в распространении этой ереси,
засвидетельствовав о своем сознательном упорстве в ней.
Таким
образом, за последние годы иерархия Московской патриархии проявила себя
как совершенно апостасийная структура, неспособная ни к какому покаянию и
перерождению. В связи с этим, хочется еще раз отметить, что в нынешних
условиях, по крайней мере, некорректно применять к сегодняшней Московской
патриархии то, что было сказано о ней несколько десятилетий назад. И
совершенно нелепо сегодняшние ее защитники ссылаются на вырванные из
исторического контекста слова Святителей Русской Зарубежной Церкви, в
частности Митрополита Филарета и Архиепископа Иоанна
(Максимовича).
Мы уже подробно говорили о позиции Митрополита
Филарета. Обратим еще раз внимание на слова Святителя Иоанна
(Максимовича), на которые так любят ссылаться защитники Московской
патриархии:
"Будучи частью Русской Церкви, мы не можем общаться с
церковной властью, подчиненной порабощенной властью Церкви враждебной.
Быть в состоянии такой подчиненности и зависимости - состояние душевно
болезненное: церковной власти противоестественно быть в зависимости от
власти, поставившей своей целью уничтожение Церкви и самой веры в
Бога...Церковная власть в России находится в таком положении, что мы не
можем отделить и понимать, что делается ею свободно, а что по насилию.
Церковная власть в России есть образ пленения и духовного бессилия: нет ни
свободной воли, ни свободного проявления. Нам не с кем общаться: свободной
церковной власти нет! Русская Зарубежная Церковь потому не связана
административно с такой властью. Но мы объединены духовно со Святой
Русской Церковью, ибо мы часть русской Церкви." [30]
Почти полвека назад Святитель
действительно писал о пленении Московской Патриархии. Подчеркивая духовное
общение Русской Зарубежной Церкви со всеми страждущими и гонимыми, он
писал, что у Русской Зарубежной Церкви не может быть общения с церковной
властью, порабощенной безбожниками.
Даже если допустить, что Св.
Иоанн недооценивал отступления иерархов Московской патриархии и считал их
невольниками советской власти, но общения-то он с ними не имел. "Нам не с
кем общаться: свободной церковной власти нет!" [31] - писал он.
И чтобы ни говорил по
поводу широких православных взглядов Св. Иоанна, епископ Василий
Родзянко[32], оправдывавший свое общение с Московской
патриархией, он не мог отменить того самого важного факта, что Святитель
Иоанн пребывал в Русской Зарубежной Церкви, не имевшей никакого общения с
Московской патриархией.
Более того, Святитель Иоанн - единственный
из всех дальневосточных епископов после Второй мировой войны остался в
Зарубежной Церкви, в то время как все архиереи в Китае вместе с клиром и
паствой, введенные в заблуждение советской пропагандой, вошли в 1945 году
в юрисдикцию Московской патриархии. Первое время и Владыка Иоанн поминал
Алексия I, но вскоре понял истинное положение дел, установил связь с
Митрополитом Анастасием и Синодом и прекратил поминовение Алексея I.
Московская патриархия обвинила Святителя в расколе, о чем с негодованием
сообщал ее журнал в 1946 году. Но Святитель Иоанн не мог быть в общении с
патриархом и иерархами, которые подчинились безбожникам!
Да,
Владыка Иоанн надеялся, что отступление иерархии не зашло далеко и с
освобождением от коммунистического ига епископы Московской патриархии
сразу же откажутся от позорного компромисса и принесут покаяние. В 1960 г.
Владыка писал:
"И среди архиереев, внешне покорных Советской
власти, многие терзаются тем внутренне и при наступлении возможности
поступят по примеру тех, кто на Халкидонском Соборе со слезами заявили,
что вынужденно дали свои подписи на разбойничьем соборе, по примеру св.
Патриарха Павла, угнетенного совестью и принявшего схиму в сознание своей
слабости при иконоборцах..."[33]
Сегодня, спустя 40 лет, эти слова Св.
Иоанна приводят для обоснования своей позиции как зарубежные сторонники
сближения с Московской патриархией, так и те из членов Московской
патриархии, кто будучи несогласны со своими иерархами-экуменистами и
отступниками, все же остаются с ними в общении и надеются на изменения
Московской патриархии изнутри. Для них Святитель Иоанн является как бы
символом "единства" Русской Церкви, и они помещают его в один ряд с
почитаемыми ими покойными иерархами Московской
патриархии.
Поразительно, как они не чувствуют, что именно эти
слова Святителя Иоанна, которые, приводятся ими в предисловии к их книге
("Святитель Русского Зарубежья, вселенский чудотворец Иоанн", Изд-во
"Паломник", 1998 г.) как раз нисколько не подтверждают их позицию, а
напротив, убедительно ее опровергают.
В нач. 1960-х Св. Иоанн, не
имевший общения с иерархами Московской патриархии, "невольниками советской
власти", надеялся, что с прекращением гонений эти иерархи избавятся от
пленения, принесут покаяние и откажутся от позорной деятельности. Однако,
через три десятилетия при "наступлении возможности", иерархи Московской
патриархии не только не отказались от прежних компромиссов и заблуждений,
но уже совершенно свободно и сознательно стали упорствовать в них. В
условиях прекращения гонений уже безо всякого принуждения и угроз они
поспешили подтвердить свою верность отступническому пути. Не говоря уже об
экуменической деятельности, которую и Алексий, и все члены его Синода
ведут с 1960-х гг. и не прекращают и по сей день.
За 10-15 лет
относительной свободы, несмотря на множество опубликованных за последние
годы документов, открывших всю неприглядную деятельность Московской
патриархии и предательство ее иерархов, никто из них не только не
раскаялся в слезах, по примеру Св. патриарха Павла, как писал об этом Св.
Иоанн, но, напротив все они еще более утвердились в своем положении и
похваляются своей прежней деятельностью, которой они якобы спасли
церковь.
Если Святитель Иоанн более полувека назад прервал общение
с Алексеем I, по его мнению, лишь "невольником советской власти", то, что
можно говорить теперь об общении с "сознательными делателями нечестия" во
главе с Алексеем II, которые не из-за страха, терзаясь совестью, а по
убеждению отстаивают отступнический компромисс и сотрудничество с любой
властью сильных мира сего; которые молятся с еретиками и идолопоклонниками
всего мира на экуменических конференциях, подписывают соглашения с
католиками и монофизитами, участвуют в освящении еретических храмов,
попирают все Предание Церкви, распространяя ересь экуменизма, и в
авангарде отступнического "мирового православия" активно включаются в
строительство нового антихристова мирового порядка? То, что было в самом
начале отступления незначительным уклонением, в дальнейшем все дальше
уводило от Истины и со временем приобрело необратимый
характер.
Процесс, о котором писал профессор Андреев в 1948 году,
не прекращался и теперь спустя более полувека, трудно назвать "дело
незрелым". Воистину зловещие плоды отступнического компромисса, начало
которому было положено предательской декларацией Митрополита Сергия,
созрели.
Время неопределенности окончилось. За последнее
десятилетие отступники перешли уже крайнюю грань отступления, и как бы они
теперь ни называли себя, сколько бы ни рядились в одежды Русской Церкви,
прикрывая свою апостасийную сущность, для православных христиан, которые
радеют о своем спасении, эта сущность определенна и ясна. И наш долг
засвидетельствовать всенародно, что нынешняя Московская патриархия,
возглавляемая Алексием II и незаконно именующая себя Русской Православной
Церковью, таковой не является, поскольку отпала от Церкви
Христовой.
На вопрос о судьбе простых верующих, наполняющих храмы
Московской патриархии, ответим словами священномученика Митрополита
Кирилла Казанского из его письма 1937 г.:
"Спасутся ли пребывающие
в Сергианстве верующие, мы не можем знать, потому что дело Спасения
вечного есть дело милости и благодати Божией, но для видящих и чувствующих
неправду Сергианства было бы непростительным лукавством закрывать глаза на
эту неправду и там искать удовлетворения духовных своих потребностей..."
[34] .
Мы со всей ответственностью должны
осознать, что теперь наша иерархия Русской Зарубежной Церкви представляет
собой единственную законную иерархию Русской Православной Церкви. И на ней
лежит ответственность за возрождение Матери-Церкви.
Нам неведомо,
остались ли где-либо в России в катакомбах истинные епископы. За последние
годы они не выявились, и катакомбные христиане обращались к нашей Церкви
за духовным окормлением. Их судьбы и нынешнее положение нашей паствы в
России - это отдельная тема, которая также должна стать одним из
первоочередных вопросов на предстоящем Архиерейском Соборе.
В
заключение хотелось бы привести выдержки из замечательного письма
Архиепископа-исповедника Илариона Троицкого (по другим данным это письмо
принадлежит перу новомученика Михаила Новоселова). Написанное в октябре
1927 г. это письмо с поразительной духовной чуткостью раскрывает
глубочайший смысл происходящих церковных событий и позволяет понять их
дальнейший ход вплоть до настоящего времени.
"Трудность настоящего
времени для православного человека состоит, между прочим (если не главным
образом) в том, - записано мною в тетрадь под 1(14) января 1925 г. - что
теперешняя жизнь Церкви требует от него высокодуховного отношения к себе.
Нельзя полагаться на официальных пастырей (епископов и иереев), нельзя
формально применять каноны к решению выдвигаемых жизнью вопросов, вообще
нельзя ограничиваться правовым отношением к делу, а необходимо иметь
духовное чувство, которое указывало бы путь Христов среди множества троп,
протоптанных дивьими зверями в овечьей одежде. Жизнь поставила вопросы,
которые правильно, церковно правильно, возможно разрешить только
перешагивая через обычай, форму, правило и руководствуясь чувствами,
обученными в распознавании добра и зла. Иначе легко осквернить святыню
души своей и начать сжигание совести (1 Тим. 4,2) через примирение, по
правилам, с ложью и нечестью, вносимыми в ограду Церкви самими епископами.
На "законном" основании можно и антихриста принять...
Церковные
события последних недель не являются ли подтверждением этих предчувствий?
То жуткое, что предощущалось душой 2-3 года тому назад, не придвинулось ли
к нам вплотную с вторичным вступлением митрополита Сергия в управление
Русской Православной Церковью? Вызвавшее многообразные и вполне
заслуженные отрицательные критики послание митрополита Сергия и его Синода
не бросило ли возглавляемую им церковную организацию в омерзительные
прелюбодейные объятия атеистической, богохульной и христоборной
(анти-Христовой) власти и не внесло ли страшное нечестие в недра нашей
Церкви? Заметьте: изошло это послание не от раскольников-обновленцев,
борисовцев и им подобных отщепенцев и не от еретиков-живоцерковников, а от
законной, канонической, по видимому, православной иерархии: главные
положения послания опираются на тексты (правда иногда не без искажения их,
см. лжетолкование на 1 Тим. 2, 1-2) Св. Писания и на как будто однородный
с настоящим, опыт древней Церкви...
...Разнообразные эпитеты,
прилагаемые мною к советской власти, я употребляю не в ругательном, а в
существенном, строго определенном смысле. Всего этого не осмелиться
отрицать митрополит Сергий, явившийся несчастным инициатором, вернее -
орудием чудовищного замысла - осоюзить Христа с Велиаром...
"...И
повел меня (один из семи ангелов) в духе в пустыню; и я увидел жену,
сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными... и на
челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям
земным. Я видел, что жена упоена была кровью святых и кровью свидетелей
Иисусовых, и видя ее, дивился удивлением великим". (Апокалипсис 17:
3,5,6).
И как было не дивиться св. Тайнозрителю, когда он узрел
пред собою преображение "жены, облаченной в солнце", имевшей под ногами
луну и на главе "венец из двенадцати звезд (Апок. 12, 1) в "великую
блудницу" (Апок. 18, 2), "мать блудницам и мерзостям земным", "упоенную
кровию святых и кровию свидетелей Иисусовых"!
...Не видим ли мы
нечто подобное собственными глазами? Не проходят ли перед нами события,
невольно приводящие на память духовные созерцания Новозаветного
Тайновидца? Сопоставьте приведенные выше слова Апокалипсиса с делом и
деяниям наших живоцерковников и обновленцев? Не приложимы ли они к ним,
почти до мелочей?
Гораздо значительнее в указанном апокалиптическом
смысле представляются события последних дней связанные с именем
Митрополита Сергия. Значительнее хотя бы по одному тому, что усаживается
на зверя багряного с именами богохульными не самочинная раскольница, а
верная жена, имущая образ подлинного благочестия, видимо не оскверненного
предварительным отступничеством. В этом главная, жуткая сторона того, что
совершается на наших глазах, что затрагивает глубочайшие духовные интересы
чад Церкви Божией, что неизмеримо по своим последствиям, не поддающимся
даже приблизительному учету, но по существу имеющим мировое значение, ибо
таковое значение принадлежит изначала Церкви Христовой, единой, истинной
(православной), на которую с небывалой силой ополчаются теперь силы ада и
с которой мы связаны не в сем веке только, но и в будущем, если
действительно возлюбили век оный.
Как же нам быть в эти страшные
минуты новой опасности, надвинувшейся по наущению вражьему на нашу Мать,
Святую Православную Церковь? Как быть, чтобы не выпасть из Ее благодатного
спасительного лона - и не приобщиться нечестию богохульного зверя и
сидящей на нем блудной жены? Господи, скажи на путь, воньже
пойдем!
...Все это вместе взятое и многое другое, видимое и
слышимое, и заставляет живые верующие души настораживаться и внимательно
всматриваться в развертывающуюся перед нами картину усаживания жены на
зверя. Эти души чувствуют новую, небывалую опасность для Церкви Христовой
и, естественно, бьют тревогу. Они в большей части своей, не спешат с
окончательным разрывом с церковными "прелюбодеями", в надежде, что совесть
их не сожжена до конца, а потому возможны покаяние и исправление, т.е.
отвержение начатого ими темного дела. Сбудется ли это чаяние?! От души
говорю: подай Господи! Но в самой глубине его нахожу сомнение и, однако
пока не ставлю точки над i. Пусть поставит ее время, а точнее сказать,
Владыка времен! Он же да сохранит нас как от легкомысленной поспешности,
так и от преступно равнодушной медлительности в том страшно ответственном
положении, в которое мы поставлены Промыслом Божиим!"
В одном из недавних своих заявлений Алексей II еще раз
публично подтвердил свою верность отступническому курсу. 5 ноября 2001
года, после встречи с новым послом США в России Александром Вершбоу
Алексий II в ответах на вопросы журналистов сказал:
"- По поводу
обвинений нас в так называемом сергианстве хочу сказать, что надо было
жить здесь, на Родине, чтобы понимать, что это искусственное обвинение и
искусственный предлог, который пытаются раздуть, с тем, чтобы только не
состоялось воссоединение. В основном говорится о послании митрополита
Сергия (Страгородского) 1927 года, так называемой Декларации митрополита
Сергия. Этим посланием он хотел показать властям, которые, напомню, сажали
в тюрьмы, расстреливали священнослужителей и верующих, что Церковь не
является контрреволюционной организацией. Поэтому в послании и сказано:
"...мы хотим быть православными и хотим осознавать Советский Союз своей
родиной, радости которой - наши радости и печали которой - наши печали".
Чаще всего именно эти его слова вызывают надуманную критику: "Какие могут
быть общие радости с атеистическим государством?" Но об атеистическом
государстве не было речи, речь шла о Родине, хотя в 1927 году это понятие
было почти забыто.
Это был смелый шаг, которым митрополит Сергий
пытался спасти Церковь и духовенство. Заявляя, что члены Церкви хотят
осознавать себя частью Родины, хотят разделять ее радости и печали, он
пытался показать тем, кто преследовал Церковь, кто разрушал ее, что мы,
чада церковные, хотим быть лояльными гражданами, чтобы принадлежность
человека к Церкви не ставила его вне закона. Так что это надуманное
обвинение".
Какое после этого нужно еще доказательство
отступничества и упорства во лжи? Сколько уже было сказано и написано, и
прежде всего целым сонмом лучших святителей новомучеников, кровью своей
засвидетельствовавших истинность своих слов, что лукавство м. Сергия,
которым он пытался обмануть врагов Церкви, в словах "радости родины -
радости Церкви и т.д.", обернулось против него же и прежде всего против
Церкви. Ибо безбожники-то прекрасно понимали, какой смысл должен был
заключаться в этих словах. Недаром после известных всем слов и радостях
печалях, которые приводит Алексей II, в декларации 1927 г. следует ясное
пояснение: "Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот,
какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла,
подобное Варшавскому, сознается нами как удар направленный в нас". Каким
образом варшавское убийство (а вернее, казнь одного из убийц Царской
семьи, Войкова, могло быть направлено против митрополита Сергия и Церкви"
Очевидно только в одном случае: если он отождествлял себя с убийцами
Царской семьи, с безбожным правительством, уничтожающим физически и
духовно русский народ.
В том же интервью Алексий также очень определенно
высказался о приверженности экуменизму:
"А что касается обвинения в
экуменизме, скажу, что сегодня ни одна Церковь, в том числе и Русская
Зарубежная Церковь, не может уйти в изоляцию. Мы живем в мире сем и
должны, и будем общаться с людьми других конфессий и вероисповеданий.
Особенно сегодня, когда в мире распространяется глобальный терроризм, всем
нужно объединять усилия против зла.
Хочу подчеркнуть, что, участвуя
в работе международных христианских организаций, Русская Православная
Церковь всегда свидетельствовала о Святом Православии. Ее присутствие
помогало представителям западных исповеданий понять православную позицию.
Никогда никто из тех, кто участвовали в работе международных христианских
организаций, ни на йоту не поступились своей верой. Мы всегда
свидетельствовали о Православии, о своей принадлежности к Святой
Православной Церкви".
Как видно, глава Московской патриархии не
только не отказывается от экуменизма, а оправдывает его как "свидетельство
о Православии". О каком же "православии" он и его сторонники
свидетельствовали, молясь со всевозможными еретиками и даже язычниками
идолопоклонниками?
Экуменические моления в Ассизи 24 января 2002 г.
еще раз подтвердили приверженность иерархов МП экуменической ереси.
Митрополит Питирим и еще два архиерея Московской патриархии приняли
участие в молитве за мир, где совместно с католиками и протестантами
всяких толков они молились в одной базилике по специально составленному
чину в то время, когда в других помещениях осуществляли моления
мусульмане, буддисты и многие другие идолопоклонники.
|
|